Привет! Меня зовут Алмас. Я хочу рассказать историю, которая приключилась этим летом с нашей тёплой компанией, с нашей «пятёркой отважных». Ничего бы не случилось, если бы мы не влезли в чужой компьютер, если бы не нашли карту, если бы не поехали на Или. Если бы мы знали, что нас ждёт в подземном лабиринте. Если бы мы только знали… Но обо всём по порядку.
Утро, в которое всё началось, ничем особенным не отличалось. Дед ушёл на работу, мы поспорили с бабушкой, не помню о чём. Проиграли и отправились мыть машину. Честно говоря, минивэн совсем необязательно было мыть – завтра мы собирались ехать за город, на Или, на нашу любимую, спокойную, широкую, тёплую речку. Дня на три: накупаться вволю, позагорать, рыбу половить. А там до берега дороги асфальтированной нет, как с трассы съедешь, пыль столбом. Но спор есть спор, проигрыш есть проигрыш – условия, хочешь не хочешь, надо выполнять. Машину мы дружно вымыли, вернулись домой и заскучали. Тихонько шуршал кондиционер, навевая прохладу. Дедушкин пёс Коныр, дремал, развалившись на диване. На ковре спала лайка Мура, рядом, приткнувшись под бочок, посапывал носом Граф Дракула – домашний любимец, учёный крыс. За закрытым окном плавился от жары город.
– Ску-учно, – протянул Макс.
– Пошли в кино сходим, – предложил Жовхар. Он подбежал к Максу, подёргал за рукав футболки. Потом отскочил к окну, поцарапал ногтем стекло, снова вернулся к Максу. Тот вздохнул и закатил глаза.
– Сколько можно? Пересмотрели уже всё, – фыркнула Фируза. Она с интересом наблюдала, как Петька пытался штопать носки. Братец считал шитьё не мужским делом и иголку с ниткой в руки не брал, всё ждал, когда бабушка или Фируза ему дырки на носках зашьют. Но бабушка решила, что штопка носков дело вполне себе мужское, навык нужный, в будущем всегда может пригодиться, и всем нам сказала «что такие мелкие изъяны в одежде» мы должны исправлять сами. Вот Петька и исправлял. Вокруг него были разбросаны катушки с цветными нитками и полосатые носки. Однокрасочных, серых там или чёрных, он не признаёт. Говорит, в цветных носках и жизнь ярче. Я попробовал – и в чёрных носках, и в белых, и в цветных походил попеременно – всё одинаково. Жизнь, она и есть жизнь, от цветных носков не зависит. Возможно, у Петьки всё по-другому. Хотя мы пятеро двоюродные братья и сестра, мы очень разные.Бабушка называет нас «мои драгоценности». Это потому, что имена у нас такие: Фируза – бирюза, Жовхар – жемчуг, Петька-Лал – камень-рубин, Алмас – алмаз, а у Макса одна из его многочисленных фамилий переводится просто как «драгоценный камень». Честное слово, нас не специально так называли, как-то так случайно совпало.
– Ску-учно, – ныл Макс.
– Тогда в парк – на «Сюрпризе» прокатимся, на «Ромашке». На «Лифте» – р-раз! – Жовхар подпрыгнул на месте, и, как маленький кенгуру, заскакал по комнате.
– Ми-ми-ми, ещё мороженого предложи поесть с сахарной ватой! – Фируза глаз от Петьки не отводила. Тот уже выбрал из игольной подушечки длинную тонкую иглу с малюсеньким ушком, оторвал от катушки метровую жёлтую нитку, послюнил кончик и старательно пытался пропихнуть его в игольное ушко. Даже я видел, что для этой иглы нитки слишком толстые, но Петька не сдавался и упорно продолжал пихать нитку. Жовхар остановился около брата, скрестил руки на груди и значительно сказал:
– Рэзать нада… – Есть у малого такая странная приговорка, на все случаи жизни. И произносит он её с таким специальным «кавказским» акцентом. Хотя по-русски братишка очень хорошо говорит: правильно, даже красиво. Жовхар добавил: – Нитку, говорю, на уголок подрезать надо. По-другому не пролезет. – Петька только зашипел сквозь зубы.
– Ску-учно-о-о, – тянул на одной ноте Макс. Он сидел на полу, сложив ноги калачиком, и раскачивался как кобра перед факиром. – Ску-у-учно-о-о.
– Ну, ты достал, – Петька сердито смял нитку в комок, вколол иглу обратно в подушечку, сжал кулаки и не миновать бы крупной внутрисемейной разборки с пиханием ладонями и криками «сам такой», но мы услышали звонок в дверь. Звонок трещал робко и одновременно настойчиво. Жовхар побежал открывать. Хлопнула дверь, в коридоре что-то упало, потом забормотали голоса, опять грохнуло и рассыпалось, как будто уронили ящик с железками. «Всё-таки он упал», – я поёжился. Этот ящик стоял на табуретке в прихожей уже месяца полтора. Дед его никому трогать не позволял, но и сам не убирал. Говорил, что там лежит что-то очень-очень нужное, для работы незаменимое и, как только появится время, он, дед, всё разберёт и разложит по местам.
В комнату вошла рассерженная бабушка, следом мрачный и расстроенный Жовхар, за ним бочком протиснулся дедушка. Посреди комнаты бабушка развернулась, картинно упёрла руки в бока:
– Та-ак, что на этот раз?
– Марысенька, так вышло, – дед, пряча глаза, протянул большой конверт, рябой от штемпелей и цветных марок. Бабушка вытащила исписанный лист, прочитала, обессилено опустилась на стул:
