Глава 1
В которой семья Уэстов покидает Эдинбург
Я, Джон Фотергилл Уэст, студент юридического факультета университета Св. Андрея, на предлагаемых вниманию общественности страницах постараюсь в наиболее сжатой и точной форме изложить все известные мне факты.
И вовсе не жажда литературного признания движет мной, потому я не стремлюсь добиться особого изящества стиля повествования, и не собираюсь прибегать при изложении фактов к художественным приемам, – приемам, способным бросить еще более глубокую тень на странные события, о которых я собираюсь поведать. Если всякий, кому хоть что-либо известно об этом деле, после прочтения моего отчета сможет с чистой совестью сказать, что не нашел в рассказе ни единого абзаца, где я прибавил что-то от себя или погрешил против истины, – именно это я и буду полагать величайшим своим достижением.
Добившись такого результата, я буду всецело удовлетворен исходом своей первой и, по всей вероятности, последней авантюры в области литературы.
Сначала я намеревался изложить последовательность событий в должном порядке, опираясь на заслуживающие доверия слухи в тех случаях, когда я буду описывать то, что выходит за пределы моего собственного знания и разумения. Теперь же, посовещавшись с друзьями, я совместно с ними разработал план, который сулит сделать мой труд менее обременительным для меня самого, и в то же время более удовлетворительным для читателя. Это будет не что иное, как подборка различных рукописей, имеющих отношение к делу и являющихся по сути свидетельствами очевидцев из первых рук, любезно предоставленными мне теми, кто имел большую возможность, чем я, узнать кое-что о жизни генерал-майора Дж. Б. Хэзерстоуна.
Чтобы наилучшим образом выполнить эту задачу, я предлагаю вниманию публики свидетельство Израэля Стейкса, служившего кучером в Клумбер-холле, а также Джона Истерлинга, доктора медицины из Эдинбурга, ныне практикующего в Странраре, что в графстве Уигтауншир. К этому я прилагаю отчет, являющийся выдержками из дневника покойного Джона Бертье Хэзерстоуна, где рассказывается о событиях, произошедших в долине Тхал осенью 1841 года, в конце первой Афганской войны, с описанием схватки в Терадском ущелье и смерти человека по имени Гхулаб-Шах.
За собой я оставляю обязанность заполнять все пробелы и корректировать неточности, которые могут обнаружиться в ходе повествования. В этом наведении порядка автору придется опуститься до работы составителя, но, с другой стороны, моя задача в том и заключается, чтобы максимально прояснить связанную с Клумбер-холлом тайну, а для того необходимо время от времени прерывать собственный рассказ и переключаться на приведение в порядок подборки письменных показаний других свидетелей.
Мой отец, Джон Хантер Уэст, был известным ученым, специалистом по восточной культуре и санскриту, и его имя до сих пор имеет вес для людей, интересующихся подобными вещами. Он был первым после сэра Уильяма Джонса, кто обратил внимание на огромную значимость наследия персидской литературы раннего периода, и его переводы Хафиза и Фередеддина Агара снискали высочайшую похвалу со стороны как барона фон Хаммер-Пургшталля из Вены, так и других видных критиков континента.
В выпуске «Orientallisches Scienzblatt»1 за январь 1861 года о нем отзываются следующим образом: «Der berühmte und sehr gelehrte Hunter West von Edinburgh»2, – эта заметка, как я прекрасно помню, была аккуратно вырезана и со вполне простительным тщеславием присовокуплена к другим бережно хранимым и почитаемым экспонатам из фамильного архива.
Отец служил поверенным, или, как говорят в Шотландии, стряпчим, но ученые занятия отнимали у него так много времени, что своей основной профессии он уделял ничтожно мало внимания.
В то время как клиенты отца безуспешно разыскивали его в апартаментах на Джордж-стрит, он скрывался в недрах Юридической библиотеки, с головой зарывшись в книги, или же сосредоточенно изучал замшелые рукописи, хранившиеся в Институте Философии, и ум его куда больше занимал свод законов Ману3, составленный за шесть столетий до Рождества Христова, нежели все эти сложные проблемы шотландского права нынешнего, девятнадцатого столетия. Принимая во внимание все эти обстоятельства, едва ли стоит удивляться тому, что отец, поглощенный научными изысканиями, даже не заметил, как постепенно растерял всю свою клиентуру, и в один прекрасный день, когда он достиг зенита своей известности в научных кругах, в делах житейских удача, напротив, от него отвернулась.
Поскольку ни в одном из наших родных университетов не было кафедры санскрита, и все плоды умственной деятельности отца не были востребованы, нам ничего не оставалось, кроме как впасть в благородную нищету, теша себя афоризмами и заповедями Фирдоуси4, Омара Хайяма и других авторитетных восточных умов; и так и было бы, когда бы не неожиданная доброта и щедрость сводного брата нашего отца, Уильяма Фаринтоша, лэрда5 Брэнксома, что в Уигтауншире.
Уильям Фаринтош являлся собственником земельных владений, площадь коих в акрах была, к сожалению, несоразмерна их истинной стоимости, поскольку участок был сформирован наиболее бесплодными, лишенными растительности пространствами, какие только могли найтись в этом, в сущности, неплодородном и унылом графстве. Однако Уильям Фаринтош оставался холостяком, и потому расходы его были незначительны, к тому же он исхитрялся получать ренту со своих разбросанных там и сям коттеджей, и имел прибыль от продажи галлоуэйских пони, которых он разводил в своих угодьях, – и всё это, вместе взятое, позволяло ему не только вести образ жизни истинного лэрда, но еще и откладывать приличные суммы для хранения в банке.
