Третья мировая война областного масштаба
или
Танцы под радиолло
Игра в правду
В 1947 году в Калининградской области действительно разразилась Третья мировая война. К счастью, шла она только в головах жителей трофейной советской территории. Тем не менее, последствия придуманной мировой войны областного масштаба были настолько серьёзны, что местный обком ВКП (б) провёл своё подробное расследование, изучив, как родился слух о войне и как он распространялся. Материалы этого расследования сегодня хранятся в фондах Государственного архива Калининградской области. Именно там на них и наткнулся автор.
Практически все эпизоды, описываемые автором, имели место в действительности. Правда, в разное время и с разными, никак не связанными друг с другом людьми. Даже история трёх лилипутов, единственных оставшихся вне подозрения Госбезопасности – правда.
Памятник коню Темпельхютеру до сих пор стоит в Музее Коневодства при Тимирязевской сельскохозяйственной академии в Москве. Эпизод в гостинице №1 нагло содран автором, вплоть до диалогов, из фельетона в газете «Калининградская правда» за 1947 год. Это всё правда, как и многое другое в этой книжке. Для того, чтобы герои этой истории говорили так, как они говорили в то время, автор провёл немало часов в архивных фондах, изучая протоколы собраний, письма, воспоминания и официальную переписку.
Автор всего лишь придумал никогда не существовавших персонажей, которых бросил в кипящий бульон из собственной фантазии и исторической реальности. В результате получилось что-то, чего не было в действительности, но что отражает дух того потрясающего времени, как его почувствовал автор.
Добро пожаловать
или
Да не была она беременной
Главный редактор посмотрел на портрет Сталина за своей спиной, одёрнул полы серо-зелёного пиджака с набивными плечами.
– Ты пойми, Александр Сергеевич, – перейдя на шёпот сказал он Подпаскову, – это – непотопляемый советский авианосец у самых берегов империализма, сталинский стальной штык, направленный прямо в подбрюшье загнивающей империалистической Европы…
Главред покормил рыбок в аквариуме и снова одёрнул полы пиджака: «А на палубе этого могучего авианосца окопались гниды ползучие… Пятна ржавчины появились на крепком стальном штыке…».
Подпасков положил ногу на ногу. Ему показалось, что так легче терпеть позыв к мочеиспусканию.
– Мы долго терпели! Но сегодня в городах и сёлах, – Главред прошёлся по кабинету, остановился у статуи чугунного сталевара, пристально посмотрел статуе в глаза, – развиваются красные стяги – символы величия и могущества советского государства. Нет больше Восточной Пруссии, этого плацдарма разбойничьих набегов на славянские земли, на нашу Родину!
Подпасков и поменял ноги и подумал: «Нет, не дотерплю».
Он вспомнил, как совсем недавно, на Первомай, главный редактор демократично зашёл в их кабинет, поздравить отдел писем с праздником. Главред уже был не трезв. Он сел рядом с Подпасковым, которого спьяну назвал платиновым боевым пером советской журналистики. Они здорово набрались. Главред разоткровенничался. Он стал вспоминать, как редактировал дивизионную газету в Первой конной. Он со смехом рассказал, как своими руками расстрелял прикомандированного к газете «спеца» – литсотрудника, учителя какой-то сельской школы, за три допущенные на первой странице опечатки.
– Жалко, что сейчас так нельзя, – смеялся главный редактор, – был бы полный порядок в газете.
Главред достал из кармана модного, с плечами, пиджака клетчатый носовой платок, протёр нос чугунному сталевару и глядя в его пустые чугунные глаза, сказал: «Ситуация очень серьёзная».
По ковровой дорожке он подошёл к сидящему в кресле напряжённому Подпаскову. Опять одёрнул полы. Подпаскову показалось, что в кармане пиджака редактора что-то зашевелилось: «Нет, не дотерпишь…».
– Представляешь, Александр Сергеевич, – Завотписем снова заговорил шёпотом, – среди местных товарищей выявлены отдельные серьёзные недостатки в большом количестве. Укрепляются среди переселенцев слухи. Слухи эти особо вредные. Количество «обратников» возросло втрое. Бегут некоторые несознательные переселенцы, отправленные партией осваивать новую советскую землю, бегут обратно на Родину. А такого позорного явления, сам понимаешь, мы допустить не можем. Надо дать решительный отпор отсталым настроениям. Поэтому поезжай, в этот Кёнигсберг, мать его. Напиши об этом статью. Помнишь, как ты с фронта про дезертиров писал? Вот также и здесь надо. Со всей своей журналистской ершистостью, как ты умеешь…
«А может и дотерплю», – Подпасков снова поменял ноги.
Главред присел на стол, положил руку на шевелящийся и рычащий карман: «Важная задача, поставленная перед тобой партией».
«Нет, не дотерплю», – Подпсков напрягся.
Подпасков посмотрел на портрет Сталина. Крамольная мысль родилась там, где у Подпаскова всегда зарождались мысли, за которые ему было потом стыдно – в животе, где-то чуть выше пупка. Он представил, как во время Курской битвы у Сталина идёт важное совещание. На важном совещании Сталину нужно принять важное решение, куда двигать полки и дивизии. Генералы сидят, маршалы. Ждут. А Сталину надо пописать. Терпеть сил никаких нет. И вот он идёт и писает. А пока он писает, сотни людей умирают.
