Агния
— Где моя дочь? — ловлю за рукав медсестру.
— Осторожнее, капельница! Вам нельзя двигаться, — ругается пожилая женщина, поправляя иглу, торчащую в моей руке.
— Я спросила, где моя дочь?! — хриплю, снова пытаясь подняться.
— Лягте, Аверьянова. У вас пока строгий постельный режим, — уже спокойнее отвечает она. — О какой дочери вы говорите? — непонимающе хлопает ресницами. — У вас нет детей, насколько мне известно со слов вашего мужа.
— Как нет? Вы с ума сошли?! Девочка. У меня девочка. Семь лет. Зовут Тася. Волосики русые, глазки карие, — дрожит и рвется голос. — Где моя дочь? Что с ней? Скажите, я умоляю, — по лицу нескончаемым потоком текут слезы. — С ней что-то страшное случилось, да? Вы поэтому не говорите? Боже… Тасенька. Тася, — мечусь по кровати. — Где она? — повторяю одно и тоже, снова пытаясь схватить за халат медсестру. — Пожалуйста… Пожалуйста, скажите, что с моим ребенком.
— Вы сильно ударились головой во время столкновения автомобилей, несколько дней были без сознания. Это стресс, в голове все перемешалось, — она говорит со мной как с умалишённой. — Я сейчас вколю вам успокоительного и позвоню вашему мужу. Он приедет и все вам объяснит.
— Не надо успокоительного… — комкаю простыню в кулаке. — Не надо… Просто скажите мне правду. Что с моей малышкой? Где она? Где моя девочка?! — срываюсь на крик.
Меня трясет. Сердце захлёбывается паникой. Моя девочка... Где же ты, мой котенок? Ты одна совсем, наверное. Тебе страшно…
— Она боится врачей, — тихо всхлипываю, до боли кусая дрожащие губы. — Я ее за ручку всегда держу, когда мы к доктору идем. И… и… — заикаюсь. — Уколов боится. Болела часто, пока была совсем крошкой. Меня даже с работы уволили из-за постоянных больничных. Можно мне к ней? Я вас очень прошу. Я не буду мешать. Просто подержу ее за руку, как обычно. И ей не будет страшно.
— Агния, — тяжело вздыхает женщина. — Ася, послушайте, у вас нет детей. Я бы сказала. Вам приснилось. Такое бывает после травмы. Мозг выдает желаемое за действительное. Давайте я сделаю вам укол, вы вся дрожите.
— Нет! Нет, нет, нет!!! — кручу головой. — Мне не могло присниться! Мой котенок… Моя Тасенька…
Не чувствую укола. Меня лишь перестает колотить и веки становятся очень тяжелыми. Пространство вокруг плывет и кружится. Глаза закрываются, а слезы все текут по щекам, не останавливаясь, и в груди больно, но и эту боль обволакивает темнотой.
Во сне я тоже плачу и кричу так громко, на разрыв. Авария… Неожиданная, ведь мы не нарушали правил. Таксист выехал на перекресток, собрался повернуть к нашему дому, а потом сильный удар отшвырнул нас к обочине. Все, что я успела перед тем, как отключиться, это закрыть собой ребенка. Я даже не помню, было ли мне больно в момент, когда я теряла сознание, но свою дочь я помню. Как же у меня нет моей Таси? Или… У меня больше нет моей Таси?
От холодного ужаса, пробившего темную пелену, открываю глаза. Дыхание сбилось, в ушах шумит. Тянусь к лицу, трясущимися пальцами стираю слезы.
Дверь палаты открывается.
— Даня, — выдыхаю имя мужа. Ну слава Богу! Он приехал. — Данил, где Тася?
Муж поправляет воротник черной рубашки-поло, подтягивает джинсы за карманы, звякнув ключами и мелочью, садится рядом со мной на кровать. Смотрит на меня с беспокойством.
— Я так рад, что ты пришла в себя, — берет за руку, целует пальцы. — Очень испугался, когда мне позвонили из больницы.
— Данил, где наша дочь? Что с ней? Почему мне никто ничего не объясняет?!
— Ась, — морщится он, — у нас нет детей. Мы хотели, но пока ничего не получилось.
— Как это нет детей, Дань?! — отчаянно кричу на него.
— Тише, родная, — наклоняется, прижимает к себе, ловит мои губы для поцелуя. — Они у нас обязательно будут, но пока нет. Врач сказал, у тебя посттравматический стресс. Скоро станет легче, и ты все вспомнишь. Любимая моя, — убирает за ухо мои огненно-рыжие пряди и все время целует везде, где попадают его губы.
— Где мои вещи? — глотая ком, спрашиваю у него. — Дань, у меня сумка с собой была, в ней кошелек, а там фотография. Где они?
— Сейчас дам.
Достает из прикроватной тумбочки сумку. Порванная, грязная. В складки попал крупный кусок серого пластика. Одной рукой шарю в ней, нахожу кошелек, открываю. Там за прозрачной пленкой действительно фотография. На ней мы с Даниилом возле очень красивого фонтана в Сочи. В отпуск ездили. Счастливые, загорелые, обнимаемся. Данька целует меня в щеку. Он вообще любит целоваться. И прикосновения любит. Для него важно чувствовать тактильную связь. А дочки нет…
— Здесь другая была, — разворачиваю фотографию к мужу.
— Нет, родная. Ты как поставила ее после этой поездки, так она уже третий год у тебя там стоит.
Опускаю руку прямо поверх сумки и внутри меня начинает разрастаться странное опустошение. Душит чувство беспомощности, но я просто смотрю в потолок в полнейшем ужасе. Я сошла с ума? Так ведь не может быть. Память очень странно работает. Она дает картинки урывками, смешивает, путает. Никак не получается разобраться, где правда, а где мои фантазии.
Даня рядом. Зачем ему лгать мне? Тем более о ребенке. Никогда не ловила мужа на лжи, как-то не было повода. Он сидит сейчас рядом, гладит по волосам, все время целует мои соленые пальцы, стирает скатывающиеся слезинки.
