– Сила – это громкий барабанный бой, – сказал Акета. – Громкий, как удар грома! Как шум водопада, который создает электричество. Сила наполняет тебя до тех пор, пока внутри не исчезает место для чего-нибудь другого.
Пролив на землю несколько капель воды, Кет прошептала:
– Пей, странник. – И, бросив горсть муки на камни, добавила: – Ешь, странник.
Она перевела взгляд на Йянанам – гору силы.
– Может быть, он слышит только раскаты грома и уже не воспринимает ничего иного, – сказала она. – Неужели он знал, что делал?
– Я думаю, он знал, – ответил Акета.
После первого проблематичного, но успешного трансперехода, когда «Шоби», слетав на маленькую мерзкую планету М-60-340-ноло, вернулся обратно, порт Be отдал для чартен-технологии целое крыло. Создатели чартен-теории на Анарресе и инженеры трансперехода на Уррасе находились в постоянном контакте по ансиблю с теоретиками и конструкторами на Be. Те, в свою очередь, ставили эксперименты и проводили исследования, пытаясь выяснить, что же на самом деле происходит с кораблем и командой при перемещении из одной точки вселенной в другую – без каких-либо затрат времени.
– Мы не можем говорить о «перемещении» и утверждать, будто что-то «происходит», – ворчали китяне. – Событие разворачивается одновременно здесь и там. На нашем языке этот не-интервал называется чартен.
Китянским временнолитикам вторили хайнские психологи, обсуждавшие и изучавшие те реальные ситуации, когда разумные формы жизни переживали чартен.
– Мы не можем говорить о «реальности» происходящего и о «переживании», – возмущались они. – Реальность точки «прибытия» формируется совместным восприятием чартен-команды и фиксируется их приспособлением к ней. Вот почему предварительная конструкция событий является обязательным условием для эффективного трансперехода мыслящих существ.
И так далее, и тому подобное – потому что хайнцы говорили об этом миллионы лет и никогда не уставали от подобных разговоров. Но еще им нравилось слушать. Они внимательно изучили все, что рассказала им команда «Шоби». А когда в порт прилетел командир Далзул, они выслушали и его.
– Вы должны отправить в полет одного человека, – сказал он им. – Корнем проблемы является интерференция восприятия. На «Шоби» было десять человек. А вы пошлите одного. Например, меня.
– Ты должна полететь вместе с Шаном, – сказал Беттон.
Его мать покачала головой.
– Глупо отказываться от такого предложения!
– Если они не захотели взять тебя, я тоже не полечу, – ответила она. Вместо того чтобы обнять ее или сказать слова одобрения, мальчик сделал кое-что получше. Беттон редко обращался к этому средству. Он пошутил:
– Тебя ждет забвение антивремени.
– Ничего, я это как-нибудь переживу, – ответила Тай.
Шан знал, что хайнцы не носят форменной одежды и не используют такие звания, как «командир». Тем не менее он надел свою черно-серебристую терранскую форму и отправился на встречу с командиром Далзулом.
Родившись в бараках Альберты, в те дни, когда Терра лишь вступала в союз Экумены, Далзул закончил университет А-Йо на Уррасе, получил ученую степень по временной физике, прошел стажировку со стабилями на Хайне и вернулся на родную планету в ранге экуменического мобиля. И пока он шестьдесят семь лет летал по мирам на почти световой скорости, беспокойное движение «единых» переросло в религиозную войну и выплеснулось в ужасы юнистской революции. Прилетев на Терру, Далзул за несколько месяцев взял ситуацию под контроль. Его проницательность и тактика не только восхитили тех людей, за которых он боролся, но и вызвали поклонение у противников – отцов юнизма, решивших, что Далзул и есть их бог. Широкомасштабные убийства неверующих сменились мировым поветрием обожания Нового Воплощения. Затем начались расколы и ереси. Сектанты принялись убивать друг друга, но Далзул подавил этот пик теократической жестокости – самый худший и длительный после Эпохи Осквернения. Он действовал с изяществом и мудростью, с терпением и надежностью, с гибкостью, хитростью и юмором, то есть в стиле, который пользуется наивысшим почетом среди обитателей Экумены.
Став жертвой обожествления, он уже не мог работать на Терре и какое-то время выполнял конфиденциальные и многозначительные задания на безвестных, но важных планетах. Одной из них был Оринт – единственный мир, из которого ушли жители Экумены. Они поступили так по совету Далзула – незадолго до того, как оринтяне применили в войне патогенное оружие, навсегда уничтожив разумную жизнь на своей планете. Далзул предсказал это событие с ужасной точностью. В последние часы перед катастрофой он организовал тайное спасение нескольких тысяч детей, чьи родители согласились на их эвакуацию. Дети Далзула – последние из тех, кого называли оринтянами.
Шан знал, что герои появлялись лишь в среде примитивных культур. Но, поскольку культура Терры была примитивной, он считал Далзула своим героем.
Прочитав сообщение из порта Be, Тай недоуменно спросила:
– Какая еще команда? Кто это просит нас бросить ребенка и лететь неведомо куда?
Она посмотрела на Шана и увидела его лицо.
– Нас зовет Далзул, – ответил он. – Зовет в свою команду.
