Читать онлайн полностью бесплатно Зинаида Шедогуб - Такая короткая жизнь

Такая короткая жизнь

Мой сборник "Такая короткая жизнь" о проблемах войны и мира, о влиянии военных событий на судьбы людей, о ценности человеческой жизни. Герои повести и рассказов – натуры яркие и запоминающиеся.

Книга издана в 2020 году.

Такая короткая жизнь

Повесть

Перед свадьбой

В нижнем течении Кубани, среди лиманов и зарослей камыша, затерялась станица. От небольшого пятачка тянутся тоненькие паутинки улиц. То здесь, то там из-за плетней выглядывают подслеповатые хатки. За полями прячутся хутора. Обходя стороной болотистые низины, станица расползлась на многие километры, залезла в степи, плавни, к реке Протоке.

Ночь. Тишина. Чуть потрескивают от жгучего мороза деревья, да изредка всхлипывают собаки.

В морозную накипь стекла осторожно скребется чья-то рука. Надежде кажется, что это Андрей потихоньку, чтоб не услышала мать, вызывает ее на свидание в сад. Радостная и возбужденная, она крадется к окну и прыгает в ласковые объятия любимого. Андрей со стоном прижимается к ней – и они падают вниз, в страшную черную бездну…

Надежда проснулась от собственного крика и ошалело всмотрелась в темноту. Стол. Скамья. Большая деревянная кровать. На печи сладко посапывает дочь.

– Так это был только сон, – вытирая со лба пот, подумала она.

Вдруг до ее слуха вновь донеслось легкое постукивание. Надежда сбросила ватное одеяло, ежась от холода, ступила в калоши и подошла к окну.

– Кто там? – тревожно спросила она.

– Свои, мамо, свои…

Женщина открыла в настывшие сенцы дверь, откинула липкий от мороза крючок и бросилась навстречу вошедшему.

– Митя! Сынок!

– Чужих нет? – тихо бросил он.

– Ни… Ти вражьи души шастают тильке днём. Ночью боятся: камыши близко. Ходим, сынок, в хату!

От свежего воздуха затрепетал чахлый огонек лампадки, побежал светлячками по задумчивому лику Божьей Матери, запрыгнул на чернеющие предметы и спрятался где-то там, в самом углу, за большой русской печью.

– А у нас, мама, все по-старому, – улыбаясь, заметил Митя.

– Дэ там… – грустно вздохнула Надежда, заботливо усаживая сына за стол. – Лютуют. За вас боюсь… Любку на печи душу, сажой мажу, шоб прокляти не кинулись. – ласково перебирая Митины волосы, горько проговорила она. – На батька ты, сынок, похож: такий и вин був… Чернобровый. Кареглазый. Высокий и сильный. Не пущу тебэ с хаты. Заховаю.

– Нет, мама, – усмехнулся Митя. – Меня не удержите. Не хочу погибать. Наши близко. Скоро выкурят немцев с Кубани.

– Куда ж пидешь, сынок?

– Схоронюсь где-нибудь на хуторах или в плавнях. Вот согреюсь да и перекусить бы не помешало.

– Счас, сынок, счас, родной, – засуетилась Надежда. – Накормлю и с собой дам.

Птицей кружилась мать вокруг сына. Она то заботливо подсовывала ему еду, то, вспомнив о припрятанных продуктах, вновь вскакивала и бежала в кладовку. Поев, Митя здесь же, за столом, уснул, а Надежда еще долго крестила сына и молилась о его спасении.


Мать проводила Митю на рассвете. И, хотя на пути им никто не встретился, она не знала покоя: то подходила к окну и подолгу стояла, всматриваясь в безлюдную улицу, то садилась за стол и устало глядела на дочь, то начинала месить тесто, то бежала за чем-то в сарай. Под навесом столкнулась с соседкой.

– Слухай, Ивановна, – взволнованно обратилась та к Надежде. – Шо за крик стоит?

Женщины прислушались. И в самом деле издали доносился какой-то гомон.

– Кого-то забрали, – предположила Надежда.

Вдруг из-за поворота показалась упряжка. Испуганные кони рвались в стороны. За телегой, упираясь и пытаясь сбросить налыгачи, еле передвигались две коровы. Их сопровождали с криками и плачем две женщины. Обезумев от горя, они бросались к буренкам, и только угрозы мародеров заставили женщин оторваться от животных.

– Ой, Боже! Шо без кормилиц робыть-то будем? – заволновалась Надежда.

– А я не отдам, – бросаясь к плетню, решительно заявила Елена.


Прокоп Миска с трудом остановил лошадей напротив двора, накинул вожжи на сучок старой акации и любовно оглядел награбленное. На повозке лежали мешки с мукой и зерном, беспорядочно валялись отрезы различных тканей, воротники, шапки, самовары, испуганно моргали связанные куры.

Впереди, на перине, прикрытый теплыми кожухами, сидел плотный, лет сорока, офицер. Он сделал попытку встать с телеги, но был подхвачен услужливыми руками. Прокоп что-то произнес и выразительно кивнул в сторону хаты. Все весело рассмеялись.

В сенцы ввалились гурьбой, а потом бесцеремонно вломились в комнаты. Пройдя на кухню, офицер брезгливо осмотрел помещение: закопчённые печи, кучи кирпича возле них, накрытая рядном старая кровать – все вызывало у него отвращение.

– Шнель! Шнель! – торопил он солдат. – Партизанен? Ист да партизанен? – высморкавшись, обратился он к Надежде.

– Не понимаю… – сердито буркнула женщина.

Глаза её, обычно ясные и голубые, как весеннее безоблачное небо, теперь помутнели от злости.

Надежда не знала, что ей делать. Стоя в коридоре и дрожа от ненависти и унижения, она следила за оккупантами.

Грабители хозяйничали в хате. Кто-то сбросил с горища мешок муки, двое перевернули в кладовке бочку и вытаскивали из нее истошно кричащую птицу. В зале жонглировал бельем Прокоп Миска. Очистив сундуки, он бросился к Надежде.

– Одно старье! Дэ, сука, добро заховала? – насупив мохнатые с проседью брови, гневно спросил он. Не сдерживаемая заячьей губой, изо рта брызнула мутная слюна.

Надежда брезгливо отшатнулась, но Миска, схватив костлявыми пальцами за полы фуфайки, не отставал от женщины.



Ваши рекомендации