Я родился! Кто я? И почему я здесь?
Первые смутные воспоминания о детстве, но скорее о младенчестве. Теплая вода, огромный отец, я захлебываюсь в мутной коричневой воде, надо мной поднимается гигантская белая стена. Отец вытаскивает меня за шиворот из моря-океана. И вот я снова на свободе…
Это было на реке Клязьма, в городе Вязники. Белая стена – это борт речного трамвайчика, а отец меня вытаскивал не из моря-океана, а из обыкновенной, но глубокой лужи.
Позже уже что-то осмысленное. Пожалуй, вспомню эпизод из моего детства, о котором мне рассказывала мать.
Мне было пять лет, когда я получил первую серьезную травму: я споткнулся, пролетел пролет лестницы и ударился лбом о ребро батареи отопления. На всю жизнь у меня остался шрам. И было это в славном городе Северодвинске. В дальнейшей своей жизни я, как и любой человек, особенно мужского пола, получал немало травм. Довольно многие из этих травм происходили при столкновениях моей головы с различными неодушевленными и даже одушевленными предметами. Мать шутила, что я потому такой умный, что из моей головы выбило всю дурь. Хотя, если послушать бывшего боксера и мэра Киева Виталия Кличко, то должно было быть наоборот. Его мозги, благодаря многочисленным взбалтываниям на ринге, выплеснули большую часть ума.
Можно считать Северодвинск городом моего рождения. Я родился в небольшом городе Вязники Владимирской области, не слишком далеко от Суздаля (Два часа езды вдоль берез и елей по колдобинам разбитой всмятку дороги на старом автобусе). Между прочим, когда я получил новый паспорт (в 25 лет), в графе «место рождения» была указана Володимирская область, хотя я получал его в Ярославской области. В «последнем» паспорте (в 45) уже была Владимирская область. Почему я говорю о Северодвинске как о месте своего рождения? Очень просто, меня перевезли туда в месячном возрасте.
В пять лет я осознал, что материальная жизнь конечна. В некоторых религиях считается, что человек начинает осознавать себя как личность, когда понимает, что не вечен. До сих пор я помню: стою у колен деда, смотрю в низкое окно на солнечное небо, по которому бегут редкие облачка, и реву. Небо будет, облака будут, все будет, а меня не будет. Спустя годы я узнал и понял много нового, но об этом слишком сложно и долго писать…
До 12 лет почти каждое лето я с родителями проводил в Вязниках у деда и бабушки. Мой отец всю свою жизнь был актером. Мать – или помощником режиссера, или инспектором сцены, но в молодости она иногда играла в спектаклях.
Не раз мы ездили в Киев, где жила тетя Ира, родная тетя отца.
В то время актеры часто меняли театры, иногда почти каждый театральный сезон. Я плохо помню: после Северодвинска мы недолго были в Забайкалье (Улан-Удэ). Несколько месяцев родители работали в драмтеатре в Армавире (Северный Кавказ). Это одно из самых худших наших воспоминаниях. Денег почти не платили, жили втроем в комнатушке 2 на 3 метра. Отец, чтобы жить, продавал книги из нашей библиотеки. Одно только было приятным: в нашем дворе летом были открыты двери кинотеатра, и мы, пацаны, бесплатно забирались в кинозал. Млели, смотря редкие зарубежные фильмы. Я влюбился в океан в документальном фильме Жака-Ива Кусто. Позже я читал его книги. В летнем кинотеатре я посмотрел художественные фильмы «Насреддин в Бухаре» и «Насреддин в Ходженте», поставленных по книге Соловьева. В будущем Насреддин сыграл определенную роль в моей жизни.
Но потом мы переехали в Воркуту. От Воркуты у меня остались очень хорошие воспоминания. Да, длинная и сурова зима. Да, почти полярная ночь.
Но…
В Воркуте мы впервые жили в однокомнатной квартире, пусть она и принадлежала Воркутинскому драмтеатру, но это было не театральное общежитие. В Воркуте я научился неплохо плавать: там был отличный крытый бассейн. Было множество кружков, в том числе авиамодельный. До сих пор я помню запах свежей древесины и столярного клея. Родителям хорошо платили и давали два месяца летнего отпуска (север). В магазинах были все продукты. Летом гастроли по северным городам. Летали над тундрой, плавали по Печере. Летали на «Дугласе», самолете, оставшемся от Великой Отечественной войны. Помню первый полет с театральной труппой на гастроли. Самолет потряхивало на воздушных ямах над тундрой. Почти все актеры сидели с черными бумажными пакетами и «хвастались» в него своим завтраком. Я бегал по салону: на меня болтанка почти не действовала. Оказалось, что у меня неплохой вестибулярный аппарат, позже это подтвердилось во время плаваний, например, по Тихому океану. На гастролях в Сыктывкаре мы жили в гостинице на дебаркадере на втором этаже. Я прямо из окна ловил мелкую рыбешку из Печеры. В Сыктывкаре шел «заграничный» фильм-опера «Аида». Я не был поклонником оперы, но арии Аиды, Радомеса помнил долго.
Северное сияние я помню, но почему-то не отчетливо.
Первые свои деньги я заработал в Воркуте. Я учился в первом классе, но все свободное время, как и все театральные дети, проводил за кулисами театра. Я был театральным ребенком, знал пьесы, хорошо литературно говорил и прочее, и прочее. Для меня специально написали небольшой эпизод в одном очень известном тогда спектакле. Мне нравилось, когда меня снимали с уроков для выездных спектаклей по шахтерским поселкам. Однако в зимние каникулы мне иногда приходилось участвовать в трех спектаклях в день. Дело в том, что меня ввели в утренние и дневные детские спектакли «Старик Хоттабыч», где я играл арапчонка, слугу Хоттабыча, а вечером был занят в «Иркутской истории». В то время как мои одноклассники катались на лыжах, конька, санках, я днем бегал по сцене, таская за джином разнообразное барахло, и даже доставал из оркестровой ямы шахматные фигурки, рассыпанные в гневе моим повелителем (да не укоротится его борода!). Но я заработал свои первые деньги, которые мои родители вложили в покупку нашего первого черно-белого телевизора. Я до сих пор помню, как с восторгом тащил на санках этот телевизор. А рядом шли родители, и нам было здорово.
