Леонид Борисович Зингер считал себя непревзойдённым бизнесменом. Ему нравилось, когда его подчинённые, заглядывая ему в рот, безропотно слушая каждое его слово, и тем более, когда называли его по имени и отчеству, просили о какой-нибудь незначительной мелочи. Леонид Борисович начинал ощущать, как у него на спине начинали вырастать ангельские крылья, когда ему заискивающе говорили:
– Вы наш благодетель! Лучшего директора нельзя и желать…
Его жена, Любовь Андреевна, женщина высокого интеллекта, которая всячески ублажая мужу, незаметно для него, руководила всей фирмой, и только благодаря её приятной внешности и особому дару прорицания, с которым она вовремя оценивала обстановку и уходила от сложных обстоятельств, Леонид Борисович ещё как-то держался на плаву. Однако, сам он этого не признавал и считал её не то чтобы своей собственностью, но женщиной робкой и недальновидной, которая не смела ему перечить и обязана была в роли домохозяйки штопать носки, стирать бельё, мыть посуду и готовить обеды. Кстати, об обедах, редкая женщина умела так вкусно готовить, как это делала Любовь Андреевна. Зингер, нередко сидя за накрытым столом, глубокомысленно говорил:
– А всё-таки, хорошо Любашка, что я сделал свой выбор на тебе. Я привёз тебя в Питер из глухого посёлка и помог тебе стать человеком. Ты должна благодарить меня за это и регулярно готовить мой любимый бефстроганов.
– Ах, Лёнечка, – притворным голосом отвечала Любовь Андреевна, с диким желанием размазать тарелку с винегретом на его пробивающейся залысине, – ради тебя я готова вечно стоять у плиты. Лишь бы ты, мой мальчик, был здоров и счастлив.
Всякий раз, когда она говорила: «мой мальчик», – она невольно бросала взгляд на его обрюзгший живот и мысленно повторяла:
– Боров, жирный!
В этот день, как и обычно, Леонид Борисович сытно пообедал, поковырял в зубах пластиковой зубочисткой и, после чего, завалившись на диван задумчиво протянул:
– Так значит, твои родственники приедут сегодня?
– Да, Лёнечка! – поспешно ответила Любовь Андреевна, мимоходом убирая со стола. – Они приедут всем семейством. Придётся немного потесниться. У нас дача большая, места всем хватит…
– Я устал на работе. За неделю городская пыль так надоедает… Хочется побыть в лесу, послышать пение птиц, полежать и погреться на солнышке наконец… Твои родственники испортят мне весь отдых. Их дочери, с вечно голодными глазами, будут постоянно заглядывать в мою тарелку.
– Лёнечка, – попыталась возразить Любовь Андреевна, – нельзя так говорить, ведь это твои племянницы…
– Твои, дорогая! – настоятельно перебил Зингер. – Ко мне они не имеют никакого отношения. Подальше бы от таких родственничков! Мне своего братца хватает, который в бабах запутался.
– Лёнечка! Ты должен меня понять, – отложив в сторону посуду, возразила Любовь Андреевна. – У моей Дуняши сейчас трудное финансовое положение. А ей обязательно надо выехать со своего севера. У неё постоянные головные боли.
– Вот пусть и едет, куда-нибудь на юг, – пробухтел Зингер. – У неё есть свой муж. Пусть Сашка и думает, как обеспечить свою семью. Вот придурок! Ветеринар хренов. Ради своих кошечек и собачек, готов держать семью в нищете. Не получится у него сесть на мою шею, вместе со всем его выводком…
– Лёнечка! – нахмурилась Любовь Андреевна. – Александр пытается изменить свою жизнь, но пока ничего не получается. При всём при этом, надо отдать должное тому, что он замечательный ветеринар. Врач от Бога! Разумеется, ему до твоего уровня далеко. Но не все же могут руководить людьми. Он старается в силу своих сил и возможностей. Человек он не плохой и гостеприимный. Помнишь, когда мы жили во Вьюжном, то он всегда был искренне рад нашему приезду в Мурманск. Я понимаю, что он не мог встретить тебя на должном уровне, но ведь он всегда относился к тебе, как к свояку и уж никогда не встречал без бутылочки хорошего коньяку, хотя это и было для него слишком накладно.
– Да мне не о чем с ним разговаривать! – повысив голос, ответил Леонид Борисович. – Он постоянно молчит, словно рыба, набравшая в рот воды. Мне с ним не интересно. Он какой-то притрахнутый…
– Замороженный он, Лёнечка! Ты же знаешь, они, мурманчане, в основном все немногословны. Предпочитают больше работать и меньше болтать.
– Я не о том. Он вообще никчёмный, никудышный человек. Если бы он не был мужем твоей сестры, то я бы с ним на один гектар не пристроился…
Любовь Андреевна подошла к мужу и, нежно погладив его по голове, тихо произнесла:
– Не ругайся, Лёнечка! Я сама позвала Дуняшу. Откуда мне было знать, что её Сашка поедет вместе с ней. Надо как-то перетерпеть. Давай переживём как стихийное бедствие. А если хочешь, – её глаза засветились радостью, – то я поговорю с Дуняшей, и она меня поймёт. Пока ты будешь в городе, они поживут на даче, а на выходные, когда тебе необходимо будет отдохнуть, они будут жить, здесь, в Питере, в нашей квартире. Заодно и девчонок своих по городу поводят. Только ты, мой мальчик, не сердись. Ладно?
