После того как ушел дядя Роланд, ой, простите, обергруппенфюрер, а по совместительству борец сопротивления, причем, я так понимаю, играющий в сопротивлении далеко не самую последнюю роль человек, от которого очень много что зависит и чьи приказы для многих должны никоим образом не обсуждаться, а выполняться беспрекословно и безоговорочно. Я крепко задумался. Моя жизнь опять делает новый виток. Удивительно, но я как будто каждый раз заново крест-накрест перечеркиваю свою бывшую жизнь, начиная с нового листа, оставляя все, что у меня было хорошего и плохого, в прошлом, и делаю новый шаг в неизвестность. Дядя Роланд позвонил мне сегодня с утра, его голограмма появилась ровно тогда, когда я разбивал второе яйцо на скворчащую от уже хорошо прожаренного бекона сковородку, готовя себе нехитрый холостяцкий завтрак – яичница с беконом и тостами.
– Что-то поздно ты завтракаешь, – вместо приветствия строго сказал дядя Роланд.
В черном эсэсовском мундире, перетянутый кожаными ремнями. Вид у него, как всегда, был грозный, а с другой стороны, как еще должен выглядеть генерал СД, обличенный почти неограниченной властью. Сразу захотелось вытянуться по стойке смирно и щелкнуть каблуками. Что я, в общем-то, и сделал – привычка, мать ее, выработанная за время службы, что тут скажешь. Правда, в трусах, майке и в домашних тапочках наверняка со стороны это выглядело более чем комично и нелепо. Но дядя Роланд даже не улыбнулся. Вместо этого опять очень сурово посмотрел на меня и спросил:
– Яр, сынок, то, о чем мы с тобой вчера говорили… Ты готов?
Я чуть не сказал: «Так точно, мой группенфюрер». Но в последней момент сдержался и просто ответил:
– Да, очень жду сегодняшней нашей встречи.
– Хорошо, значит, буду у тебя в четырнадцать тридцать. Жди.
И отключился. Я слегка вошел в ступор от столь раннего визита, но вовремя спохватился – яичница не успела сгореть. Позавтракал я быстро, хотя спешить было некуда, проглатывая большие куски, совсем не ощущая вкуса еды. После завтрака я бесцельно слонялся по квартире в ожидании означенной встречи, никак не мог найти себе хоть какое-то занятие, чтобы убить время. Мысленно пытаясь все время подогнать это самое время, но от этого оно как назло становилось еще более медленным, тягучим, и стрелка хронометра совсем не двигалась с места. Наконец долгожданный звонок в дверь. На пороге стоял дядя Роланд.
– Я надеюсь, ты один? – поинтересовался он.
– Так точно, – бодро ответил я.
Он отодвинул меня в сторону, прошел в коридор, притворил за собой дверь, снял фуражку, повесил ее на вешалку, провел ладонью по короткому седому ежику. Далее достал из кармана галифе небольшую серебристую коробочку, прошелся с ней по всем комнатам, даже в туалет заглянул, отключил все электроприборы, затем открыл электрощиток, щелкнул центральным переключателем, тем самым отрубив во всей квартире свет.
– Давай сюда свой индивидуальный голографон, – тоном, не терпящим возражений, потребовал он.
Я протянул ему свою трубку. Он деловито отключил ее, после чего распотрошил самым варварским способом. Затем присел на диван, положив свою коробочку на журнальный столик, жестом показал мне, мол, присаживайся в кресло напротив меня. На мой немой удивленный взгляд-вопрос коротко ответил:
– Жучков у тебя дома нет, а если нас вдруг кто-то попытается подслушать, то этот аппаратик заглушит все сканеры в радиусе пяти метров, – кивнул он на свою серебристую коробочку, уютно расположившуюся у меня на столе.
– Может быть, чаю? – пытаясь быть гостеприимным, неуверенно спросил я, хотя какой на фиг чай, если все электроприборы отрублены. Водичку не вскипятишь.
– Нет, Яр, спасибо. У меня очень мало времени. Чаи распивать будем в другой раз. Сейчас о деле. Первое, если вдруг кто-то будет интересоваться, я пришел к тебе как близкий друг твоей семьи и мы все время трепались о твоей службе на Олероне, здесь особо выдумывать нечего, потому что я про тебя почти все знаю, поэтому, если что, разночтений, о чем велась наша беседа, у нас с тобой не будет. Второе, ты вчера не пил?
– Нет, дядя Роланд, хотя, если честно, желание было.
– Ну это понятно. Что ты решил?
– Я буду продолжать дело родителей.
– Ты уверен? – он вперился в меня тяжеленным взглядом.
– Да, уверен.
– Предупреждаю, это тяжелый, адский и крайне опасный труд. Причем ты в любую минуту можешь быть разоблачен, схвачен и приговорен к смерти.
– Я сделал свой выбор и определил свой путь, сворачивать с него я не собираюсь, – очень четко, по слогам произнес я.
Получилось немного высокопарно и пафосно. Но я действительно за вчерашний день и прошедшую ночь много думал, времени было более чем достаточно, и все для себя окончательно решил.
– Что я должен делать и чем заниматься?
– Хм… что делать и чем заниматься, – как эхо, задумчиво повторил за мной дядя Роланд.
Опять знакомый жест: провел рукой по волосам.
– Все не так просто, чтобы с наскоку ответить на твой вопрос. Заниматься тебе, Яр, придется очень, очень многим – от разведки и собирания секретной информации и материала до вербовки, а иногда и физическим устранением отдельных лиц. В общем, работенка будет непростая, требующая определенных навыков и знаний. А значит, тебе придется кое-чему подучиться.