Эту квартиру Андреас и Анна-Мари нашли вместе. Сегодня Андреас понимает: то было самое счастливое время в его жизни. С тех пор никогда ему больше не приходилось ощущать такой безусловной веры в то, что их совместная жизнь в новом доме окажется полна радостью и достатком, никогда больше не посещала его безграничная уверенность в собственных силах.
Анна-Мари жила тогда в небольших апартаментах на западе города, в одном из блоков жилого комплекса, возведенного некогда на территории пригородной пустоши для нужд фабричных рабочих. От главного вокзала сюда можно быстро доехать на трамвае номер восемь. Остановка располагалась сразу после перекрестка с круговым движением, рядом со старым построенным в старинном стиле деревянном шале с изогнутой крышей. На нижнем этаже в нем размещались кафе, скромный офис муниципального правления, а на первом – небольшая частная компания, производящая нитки, иголки, ножницы, деревянные планки, кисточки и краски, одним словом, расходные материалы для всех тех, кто любит делать что-то своими руками.
Андреас приезжал сюда, переходил проезжую часть и углублялся в квартал, следуя одним и тем же маршрутом мимо гостевой парковки, вдоль пятиэтажного блочного дома, балконы которого были увешаны пестрыми национальными флагами со всего света и спутниковыми тарелками, минуя спортивную площадку за высоким ограждением из мелкоячеистой сетки-рабицы, пересекая круглую площадь, вымощенную добротной брусчаткой из серого граубюнденского камня и обставленную по периметру каменными кубами, из которых росли кусты с белыми оглушительно пахнущими цветами.
Затем начинался небольшой сквер, обнесенный декоративным заборчиком в деревенском стиле (незатейливо отесанный штакетник, укрепленный крест-накрест), а левее был уже виден дом Анны-Мари: семиэтажный корпус в стиле агрессивного конструктивизма с геранью на балконах, панорамными окнами и с выступающими вперед массивными эркерами из бетона и металла, из-за чего здание это выглядело как космический корабль. К подъездам вели извивающиеся дорожки, вымощенные многоугольными плитками. Вид замощения каждой из них соответствовал одному из пяти типов изоэдральных замощений, описанных Карлом Рейнхардтом, историю жизни и творчества которого Анна-Мари как-то рассказала ему по уже неизвестно какому поводу.
Чуть в стороне справа метров через пятьдесят находилась детская площадка с песочницами, горками, качелями, а на вершине мощного платана был сооружен самый настоящий дом – пусть и маленький, но с крышей, окнами и даже неким подобием террасы. Внизу, у начала лестницы, ведущей в дом на дереве, стоял информационный стенд с логотипом городской мэрии и краткой биографией писателя, книга которого послужила источником вдохновения для этого проекта. Под конец Андреас уже мог цитировать текст этой таблички практически наизусть.
«Иоганн Давид Висс, родился и умер в Берне, изучал теологию и философию в Лозанне, служил в качестве военного священника за рубежом, стал пастором, получил место в Бернском кафедральном соборе с его знаменитым шпилем. Книга „Швейцарский Робинзон“ к публикации не планировалась. В свет она вышла только благодаря стараниям сына автора».
Если забраться в дом на дереве и выглянуть за окно, то при хорошей погоде оттуда можно увидеть гряду бернских Альп с их знаменитыми вершинами Эйгер, Мёнх и Юнгфрау. В зависимости от погоды они могли быть разными: далекими или близкими, четкими или размытыми, оранжевыми или розовыми, подсвеченными вечерним солнцем или стальными, словно кристаллы льда, образовавшиеся на утреннем холодке.
С этого ракурса дом Анны-Мари выглядел каким-то естественным каменным склоном, расчерченным на искусственные горизонтальные ярусы. И только отсюда, из дома на дереве, и получалось понять замысел архитектора, решившего в центре рационально продуманного пространства с его велосипедными дорожками и рекреационными зонами возвести дом, перекликающийся с земной поверхностью и тут же, отталкиваясь от нее, уходящий вверх дикой силой воображения, воплощенной в строгих упорядоченных линиях строительного проекта.
Окна квартиры Анны-мари выходили к межрегиональной скоростной автотрассе, а потом еще дальше, к ферме, где сеяли маис и разводили перуанских лам. За фермой виднелся лес, уходящий в голубое дрожащее марево пологих холмов. Добраться до апартаментов Анны-Мари и сейчас можно на лифте «Шиндлер», а можно и по лестнице, осторожно наступая на отполированные мраморные ступени. Около дверей соседских квартир иногда стояли кроссовки или горные ботинки, выпачканные засохшей грязью, иногда пустой рюкзак или полные сумки из супермаркета.
На пятом этаже в кадке росло лимонное дерево, рядом на полу лежал на боку расправленный зонт с геометрическими узорами. В воздухе витал запах стирального порошка, иногда откуда-то долетали приглушенные гудки машин, голоса птиц или неумелые клавишные аккорды. Уже гораздо позже Андреас подумал, что он почему-то так и не удосужился спросить Анну-Мари, как это – жить в доме, спроектированном отцом. Не напоминают ли ей эти апартаменты (за которые, кстати, Анне-Мари не приходилось платить ни гроша, поскольку принадлежали они архитектурной фирме ее родителей) темное лоно, из которого всякий человек стремится вырваться на ослепительный свет мира, туда, где рано или поздно приходится расплачиваться за все?
