– «Я Господь Бог твой…»(Исход 20:2). Способность верить относится к разряду таких же базисных чувств как зрение, обоняние, слух и т. д. В силу этого человек не может не верить. Он неизбежно верит во что-то или кого-то, ибо вера, по определению, не может быть абстрактной: нельзя осязать виртуальный камень или обонять виртуальные цветы. Поэтому Создатель, дабы обозначить себя как объект веры, явил людям великие чудеса, а в напоминание об этом оставил по себе во истину «памятник нерукотворный» – народ, евреев. Таким образом, антисемитизм есть форма отрицания Бога.
– «Да не будет у тебя других богов, кроме Меня. Не сотвори себе кумира и никакого изображения…» (Исход 20:3—20:4). Но разве все сущее не есть суть Его проявления? Почему же вера в часть, т.е. в какое-то из Его проявлений отрицает Целое? Естественная наука делит природу на живую и неживую. Критерии этой классификации весьма размыты. В каком-то смысле медведь «более живой» чем сосна, а человек «более живой» чем медведь. Умирая живое становится частью «неживой» природы. На вершине этой иерархии стоит Создатель: Он есть суть всего живого, Он есть сама жизнь. Но это значит – Акт Творения (т.е. сотворение чего-то менее живого, чем Он Сам) был в то же время актом убийства, а точнее самоубийства Создателем какой-то своей части. Выбирая часть, человек отождествляет себя с процессом убийства, т.е. отрицанием Его Божественного Всемогущества. Но нельзя одновременно и отрицать, и верить. Т.о. вера есть предикат (см. Аксиому 4.), принимающий значение «истина» тогда и только тогда, когда человек верит в Него (см. Аксиому 1.) и только в Него.
– «Не произноси Имени Господа, Всесильного твоего, в суе…»(Исход 20:7). Праотцу Аврааму Создатель явил себя как «Господь Всемогущий», народ же Он сплотил вокруг имени «Существующий» (грамматическая форма настоящего времени), определив себя, как субъект Творения и объект Веры не только в прошлом и будущем, но и настоящем. Ибо Он есть!
– Исполняй Закон: «соблюдай день субботний …, чти отца своего и мать свою …, не убий, не прелюбодействуй, не кради, не отзывайся о ближнем своем ложным свидетельством, … не возжелай жены ближнего своего, ни раба его, ни рабыни его, ни быка его, ни осла его и ничего, что у ближнего твоего»(Исход 20:8—20:14). Господь не может быть добрым или злым, плохим или хорошим, правым или ошибающимся, ибо Сам есть критерий добра и зла, святости и преступления. Свое всемогущество Он явил миру, создав нечто живое, отличное от Себя, от Создателя – Человека. Это отличие проявилось в свободе выбора: быть добрым или злым, святым или подонком, правым или мятущимся, а также соблюдать или не соблюдать Закон. Однако единственное, что человек действительно может выбирать это верить или не верить в Него, ибо Он – Господь Бог мой. Таким образом, круг замкнулся.
Теорема Геделя о неполноте.
В замкнутой, непротиворечивой системе аксиом всегда можно построить утверждение, которое в данной системе аксиом нельзя ни доказать, ни опровергнуть.
Звук был пронзительным и чистым. Отражаясь от фасадов домов, он существовал отдельно от породившего его инструмента, просто медь саксофона придавала ему некоторую осязаемость.
– … вы совершенно правы. Лично у меня рэп вызывает неприятие на физиологическом уровне. Примерно так же мой отец относился к джазу: Дизи Гилеспи вызывал у него рвотные позывы, оставляя абсолютно равнодушным на эмоциональном уровне. Однако нельзя не признать, что рэп не больше не меньше – субкультура, так же как джаз или импрессионизм. Наиболее известным рэпером, получившим Нобелевскую премию, был Иосиф Бродский, а первым из известных мне – Лермонтов: «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою Пред твоим образом, ярким сиянием Не о спасении, не перед битвою, Не с благодарностью иль покаянием…». Чисто рэповская инверсия звучания по отношению к смысловым циклам…
Присутствие Леры придавало беседе некоторый азарт, «…не потому, что от нее светло, а потому, что с ней не надо света». А в городе возникал вечер, скапливаясь в переулках, подъездах, дворах, чтобы пролиться в его проспекты и площади, заливая неоновым светом выставленные на тротуар, несколько столиков небольшого кафе и придавая щадящую приглушенность щемящей мелодии Гершвина.
Гершом – нарек имя первенцу своему, потому что гер (пришелец) был я в земле чужой… Пустыня может быть красивой – все оттенки коричневого, от черного до белого. Вначале это раздражало. А весной она подергивается зеленым. Слегка, как взгляд кокотки поволокой. Наверное, я не очень люблю своих детей. Видимо это грех. Так сказала бы мама… моя еврейская мама… Какая нелепая судьба. Хотя, когда впервые она явила ему свой лик, тот ошеломил его своей красотой. Совершенство… Судьба… Женщина… То, что двигалось ему навстречу не могло, не имело места быть в одном с ним мире, а потому и называть это не было необходимости. Название пришло откуда-то со стороны и было таким же пугающе-непонятным, как и охватившее его чувство: «ДОЧЬ ФАРАОНА» … Наверное, это пустыня научила его думать о себе в третьем лице. Она тоже его многому научила. Чем-то они похожи. А может быть, я уже просто старый и это душа таким образом готовится покинуть свою земную обитель. Что-то изменилось в пустыне – тень от холма, мираж на краю горизонта. Коварная шлюха. Ему не было и тринадцати, когда те странные образы, непонятное томление (при взгляде украдкой, из-подлобья, на соседских дочерей, они были почти старухи – младшей уже исполнилось шестнадцать) вдруг разрешилось, не успев стать болью. Потом он хотел её снова и снова. Он ел, дышал, разговаривал только для того, чтобы ночью еще раз испытать это блаженство. Но каждую следующую порцию восторга он получал уже лишь как награду за что-то. Подарков она ему больше не делала. И каждый раз, отлученный от счастья за какую-либо неудачу, он испытывал настоящую ломку. О, она знала, как использовать эту зависимость. В её лексиконе не было слова «провинность», как и любого другого, однокоренного со словом «вина».
