Попасть в адвокатуру в конце прошлого столетия было все еще сложно.
Костяк составляли люди определенной национальности. Профессия передавалась из поколения в поколение. Адвокаты были грамотные, работу выполняли хорошо. Клиента до нитки не обдирали.
Для зачисления в Московскую городскую коллегию адвокатов, требовалось сдать серьезный экзамен.
Я лично стал адвокатом только со 2-го раза. Мэтры завалили.
Первое время приходилось много работать, почти бесплатно. Ну, не совсем бесплатно. Какие-то, небольшие деньги государство перечисляло за работу по уголовным делам безденежных клиентов. Но это были крохи. Надо было нарабатывать клиентуру.
Перед рассмотрением очередного такого дела, заглянул в кабинет к судье Виниченко.
– Валентина Николаевна, можно?
– Заходи Чернов. Чего хотел?
– Да, там, завтра будет дело по наркотикам. Следователь вменяет сбыт. Ну, какой там сбыт? Притянули за уши. Совсем сдурели.
– Так, не мешай мне готовиться. Давай, иди, – махнула рукой на дверь.
– Ну, Валентина Николаевна, паренек только начинает жить. Положительный. Семья хорошая.
– Слушай Чернов, тебе легче дать, чем отказать. Иди, пока не разозлилась!
Я, конечно, понимал, что судья со мной разговаривать по существу дела не будет. Но хотелось как-то заострить ее внимание на этом деле. Маленькая адвокатская хитрость.
Виниченко – женщина интересная, с юмором. По натуре холерик. В зале, перед началом слушания, всегда высказывала свое мнение об участниках процесса. И адвокат у нее балбес, ничего не понимает в юриспруденции. И обвинитель – представитель прокуратуры, ничем не лучше. Нагородили огород, сами не понимают, что вменяют. Следователь, который вел дело, вообще случайный человек в правосудие. Ну, а что касается сотрудников милиции, которые осуществляли задержание, то им самим самое место на скамье подсудимых.
Промыв всем мозги, резко меняла тон. Улыбалась: – Ну, хорошо. Давайте работать.
И надо сказать, что ее приговоры редко кто обжаловал. Придраться было не к чему. Высокий уровень.
Дело, которое слушалось в этот день, было не сложное. Доказывать ничего не надо было. Все очевидно.
Потерпевшие – мама и дочь, 25-летняя девица по имени Оля. Лицо уж очень ассиметричное. Дурнушкой назвать нельзя, но что-то отталкивающее есть. Живут вдвоем, но верховодит дочь.
Подсудимый – ранее неоднократно судимый Сергей Горелов. Симпатичный, веселый, можно сказать бесшабашный молодой человек.
Познакомились по переписке, когда Горелов отбывал очередной срок. После освобождения приехал к потерпевшим и остался жить. Правда, недолго.
Когда мать с дочкой ушли на работу, вынес все, прихватив даже ложки.
На суде охотно рассказывал об этом. Смеялся.
Когда судья дала слово потерпевшим, Оля попросила его строго не наказывать. Она его очень любит, и будет ждать.
Я, с улыбкой, посмотрел на судью и развел руками, мол, я здесь ни при чем, никого не уговаривал.
Виниченко, молча, кивала головой. В глазах – жалость.
Я сидел и думал: «Встречаются же такие женщины. Или сердце большое, жаждущее всех обогреть и приютить. Или полная дура».
Скорее всего, второе.
Встав пораньше, поспешил из Митино, где на тот момент проживал, в СИЗО №2, так называемую «Бутырку». Надо было уточнить с подзащитным кое-какие детали по делу. Согласовать линию защиты.
В метро «Тушинская», перед турникетом толпился народ. В стране перестройка. Люди сонные, недовольные. Еле ноги передвигают. Что будет впереди, никто не знает. Передо мной – женщина с отпечатком подушки на голове. Не причесанная. Видно, как упала на подушку, так и не шевелилась до самого утра. Идет к турникету, носом клюет.
Неожиданно сзади громкий мужской голос: – А ну, пошевеливайся великий русский народ! Скоро вас евреи загонят в резервацию!
Все сразу встряхнулись, зашевелились, пошли быстрее.
Я заулыбался. Лично я к ним не испытываю никакой неприязни. В школе дружил с Мишей Уриновским, в институте – с Сашей Лантоном. Ребята нормальные. Не пьют. Знают, чего хотят.
После следственного изолятора заехал в юридическую консультацию.
– Виталий, зайди ко мне, на минуточку, – крикнул через открытую дверь. заведующей консультацией Рыбаков.
Зашел, поздоровался.
– Вот, возьми телефончик. Созвонись. Заключишь соглашение. Люди не богатые, но за работу заплатят. Да и для практики хорошо.
Вечером встретился с матерью будущего подзащитного. Женщина лет сорока. Миловидная, но уже немного потрепанная жизнью. Крутится на двух работах. Муж – пьяница, двое детей. Старший сын Виктор, пятнадцатилетний подросток, вместе с друзьями, через окно ночью, залезли в детский садик. Утащили сок, еще какие-то продукты, транзисторный приемник. Разбили окно, выломали дверь.
Ну, думаю дело простое, много времени не займет.
Попросил мать подзащитного собрать характеристики. Успокоил: – По первому разу отделаемся условным сроком. Пусть только до суда посидит дома, поменьше по улице шатается.
Сглазил. Через две недели Витю задержали за грабеж часов у такого же подростка.
Следователь изменять меру пресечения – подписку о невыезде, не стал. Видимо посчитал, что все это недостаточно серьезно. Я снова переговорил с мамой подзащитного.
