Глава 1
Почти бесцветный ноябрь молчаливо давил серым небом. Тонкими жгутиками мороза он проникал сквозь щели окон, забирался под куртки и пальто, путался в шубках бездомных животных стараясь выкачать побольше тепла из всех живых созданий, только бы согреться самому.
Я стоял на балконе, прижавшись к холодному стеклу окна, и вспоминал события прошедшей весны, от которых, словно доказательство реальности, у меня остались кот да книга. И Михаил.
В середине лета он пришел ко мне с огромной дорожной сумкой, заявив, что негоже таким замечательным людям, как мы, пропадать без собеседника. Вместе с ним ко мне переехало пол книжного магазина. Мой идеально чистый журнальный столик покрылся следами от кружки с кофе, а место ноутбука заняла стопка книг. Я был удивлен, увидев среди исторических произведений и литературы, посвященной искусству, корешок с надписью «Сказочные повести скандинавских писателей».
– Что в этом такого? Я не отрицаю присущий мне инфантилизм, – прокомментировал как-то раз Михаил, лежа на диване и подбрасывая золотистую цепочку с крестом, – Но знаешь что самое интересное? Читая о добрых, искренних поступках, будучи взрослым человеком, ты приходишь в недоумение: «Разве так бывает?»; до последнего ищешь подвох, не находишь, а потом сидишь и думаешь: «А как бы поступили в действительности?».
Иногда Михаил пропадал на неделю, а то и больше, возвращался тихим, задумчивым. По ночам я лежал и слушал его шаги сопровождающиеся звоном той самой золотистой цепочки. Самое интересное, я никогда не видел ее на шее Михаила – он всегда носил эту цепь в руках.
Однажды он забыл ее после завтрака на кухонном столе, и мне удалось рассмотреть, что она из себя представляет. На плотной цепи висел ажурный крестик с распятием. Даже незнание всех тонкостей ювелирного искусства и проб драгоценных металлов не мешало сполна оценить сие искусное творение.
В ту ночь мне приснился человек, чей труп я обнаружил три с половиной года назад на пути к Владимиру. Я сидел напротив него за кухонным столом, плакал, умолял простить, что не успел спасти, а он взмахами руки пытался остановить поток причитаний. Когда мне удалось совладать с собой, мужчина повернулся в сторону двери, ведущей в коридор, и застыл в ожидании неведомого гостя.
После появления в доме новых людей кухня превратилась в эпицентр всех событий. Стабильно раз в месяц на ней появлялась Габриэлла. Вдоволь наговорившись, я отправлялся на прогулку с котом. По приходу домой я заставал Габриэллу в рубашке Михаила, хозяйничающую за плитой в окружении дыма от сигарет.
Тут же сидел Михаил с ноутбуком на коленях, верящий в тайный смысл картины Боттичелли «Весна». Вдохновленный нашим всеобщим успехом с решением головоломки на картинах Да Винчи, он призывал нас всех взяться за нового итальянского живописца. Только почему-то никто из нас особого энтузиазма по этому поводу не испытывал.
В этом месяце Габриэлла как всегда пробыла неделю и уехала, оставив аромат жасмина и обещание вернуться в декабря. После ее отъезда Михаил превратился в тень.
Струна 1
В последнее время он стал реже покидать стены дома и практически не спал. Я насильно вытаскивал его наружу на наши совместные вечерние прогулки с котом. Мне хотелось растормошить его, выяснить, что происходит, но разговор неизменно сводился к «Весне».
При этом каждый раз, рассматривая сие произведение искусства, я убеждался в правоте Михаила. Одна фигура, а затем последующие за ней три вполне подходили под ритм неизвестной мелодии. Я сам не заметил, как отбросил работу над статьей о проблемах с коммуникациями в городе и с головой ушел в искания.
– Меркурий, это тот, что первый слева, очень похож на ключ музыкальный, только отраженный по горизонтали, – Михаил перевел взгляд от ноутбука к распахнутому музыкальному словарю справа от себя. Он нашел его среди моих сокровищ – книг, спрятанных подальше от людских глаз в заднем ряду, книг, к которым я испытывал особую симпатию и не желал ни с кем делиться. Я разрешил ему покопаться в моем книжном шкафу, чтобы хоть как-то разбавить тьму, в которую он погружался.
Эта маленькая толстая книжка с бежевой обложкой и пожелтевшими от времени страницами напоминала мне о Вене, о новогодних праздниках, когда ряженые дамы и мужи собираются в первый день нового года в Золотом зале Венской филармонии. Шелестя одеждами, в полголоса они переговариваясь друг с другом, занимают места.
Вместе с ароматом духов в зале витает предвкушение. Оно проносится меж лож у самого потолка, украшенного изящной росписью и лепнинами, спускается к переполненным рядам внизу, и, наконец, зал погружается в тишину, которая тут же нарушается раскатом первого аккорда. На протяжении двух с половиной часов внимание слушателей принадлежит чарующим мелодиям, летящим с высоты, где расположился филармонический оркестр.
Теперь же страницы книги напоминали воды Дуная с бороздящей по ней синей яхтой – пристальным взглядом Михаила, ищущим малейшее сходство нотных знаков с людьми на картине.
– Мне так не кажется, – попробовал я визуально наложить контуры музыкального ключа на фигуру молодого человека, – Если только повернуть его слева на право. Думаешь, Боттичелли повторил трюк Да Винчи? – я отвлекся от созерцания картины и аккордов из-за спины Михаила.
