Я смотрела в окно на бескрайнее белое
поле, следила потухшим взглядом за несущимися в неизвестность белыми хлопьями
снега. Мне казалось, что в жизни уже ничего не будет хорошо. Потому что все
очень плохо. Мать рядом суетилась, проверяла, ничего ли мы не забыли в убогом
купе поезда дальнего следования, который увез нас из Москвы в «тьмутаракань».
Как мне теперь жить?
Может, я проявила слабость, стала такой
же жалкой, как мать? С десяти лет, с тех самых пор, когда отец нас бросил и
ушел к тетке старше его и с двумя детьми, я презирала женщину родившую меня.
Как можно было безвольно отпустить мужа, отца своего единственного ребенка, и
не требовать, чтобы он хотя бы платил алименты. Нет, она предпочла жить в
нищете, не хотела принимать от него подачка, как она выразилась.
«Это были не подачки! Он обязан был меня
содержать, если уж не хотел видеть! Ты лишила меня нормального детства, у меня
не было ни отца, ни матери. Ведь ты вкалывала на двух работах, и мной не
занималась, но все равно ограничивала меня во всем!» – высказала я
накипевшее матери в лицо, когда в шестнадцать лет решила переехать к своему
парню. Димон ждал меня в машине, он был моим ровесником, но на районе не боялся
ездить без прав на батиной старенькой девятке, у него были какие-то подвязки в
ментуре. Жил он в квартире один. Его мать умерла лет десять назад, а отца
посадили. Официально Димона под опеку взяла старшая сестра, но она уже давно
была на содержании у какого-то мажора и мало интересовалась делами брата.
Мать тогда грустно посмотрела на меня,
свою единственную дочь, и, как обычно, сдалась, отпустила. Я
торжествовала, уверенная, Димон обо мне позаботится, он реальный пацан.
Последующий год прошел в угаре, и ладно
бы, если только алкогольном, сплошные ночные тусовки, днем мы отсыпались. Школу
я бросила. Зачем она мне? У меня был аттестат о среднем образовании. И хороший
аттестат, без троек. Учиться дальше я не видела смысла, у матери было высшее
педагогическое образование. Что-то оно ей не сильно помогло: ни денег не
заработала, ни дочь нормально не воспитала. Потому что дело не в дипломе, а в
характере.
Правда, один раз мать попыталась
поиграть во взрослую. Раздобыла где-то адрес Димона, пришла с участковым,
забрала меня и под конвоем привела обратно в жалкую однокомнатную квартиру на первом
этаже, в которой мы ютились после развода, причем эта квартира досталась матери
еще от бабки. Зато отец остался в шикарной трешке, да не один, привел туда
новую жену с ее выводком.
Никому и никогда не рассказывала, но я
ведь ходила к отцу. Примерно через полгода после развода. Пожив с мамой на ее
жалкую зарплату училки в сырой темной квартирке, я не выдержала. Прекрасно
знала свой старый адрес, приехала к отцу, его новая жена встретила меня
фальшивой улыбкой и тактично оставила нас на кухне.
– Папа, я тебя очень люблю и
скучаю, хочу жить с тобой! – заявила я тогда радостно, уверенная, что
именно мать не дает нам общаться. Только из-за нее он ни разу не навестил
любимую родную дочь, ведь первые десять лет своей жизни я – Александра,
названная именно в честь отца, была его «любимой девочкой».
Отец тогда отвел глаза, а потом и вовсе
уставился в окно.
– Доченька, любому ребенку важнее
всего мама. А ты ей наверно даже не сказала, куда пошла. Она же волнуется,
нельзя так. Давай я тебя отвезу.
Ехали мы молча. Он даже не пригласил
меня забегать к нему по праздникам, не спросил как у меня дела. Ему было
неинтересно, что в новой школе одноклассники оказались злыми и не хотели
принимать «зубрилку», «училкину шкуру», что они не только обзывались, но еще и
мазали клеем мои стулья, подкладывали в рюкзак дохлых крыс, постоянно чем-то
кидались в меня.
Тогда в машине Александра, Сашенька
поняла, что совершенно одна в этом мире, и отгородилась от него равнодушием и
презрением. Так родилась Шурка! Я была одиночкой, закрытой, нелюдимой, зато
никто не мог разбить мое сердце, больше никто не мог. Пока не появился Димон.
Он улыбался мне как суперзвезде, смотрел как на принцессу, с восхищением. Он
обещал заботиться. Я никогда не влезала в его делишки, но он не работал и мне
сказал, когда я хотела пойти в колледж и подучиться на повара или швею:
– Моя девочка не будет работать!
Стоит ли говорить, что я сбежала от
матери снова, бросив на прощанье:
– Если снова придешь к нам с
ментами, я выброшусь в окно!
И мать успокоилась. Звонила только
иногда, едва сдерживая слезы, интересовалась, не голодна ли она. Мне неприятно
было слышать ее жалкий лепет, я чаще сбрасывала.
С Димоном было хорошо в постели и весело
везде. Ему не нужно было готовить деликатесы, мы питались в основном сосисками.
Убираться в квартире тоже никто не заставлял. Одним словом, Димон был идеальным
парнем. Пока в один прекрасный вечер я не нашла на его широких ступнях следы
уколов. Спросила. Он улыбнулся и сказал:
– Детка, хочешь попробовать? У меня
есть кое-что новенькое для таких сладких девочек. Поверь, это будут лучшие
кайфулечки в твоей жизни!
Димон улыбался так искренне и смотрел на
меня так открыто, что я согласилась. Мы как раз праздновали мое
восемнадцатилетние, когда я впервые попробовала.
