Я не выбирала то, что случилось со мной. Я не выбирала страх будущего и невозможность изменить происходящее. Я не выбирала ограниченность собственных действий и неуверенность в них. Я не выбирала эти четыре стены и раздражающую близость окна – так похожего на выход и постоянно, каждую секунду снова и снова обманывающего мои ожидания. Ничего из этого я не выбирала. За меня выбрали.
И теперь я просто вне себя от гнева!
***
Самое банальное на свете свидание, как в дешевых мелодрамах, которые бесконечно крутят по женским каналам, как в любовных романах, кучами лежащих на полках книжных магазинов, как в глупых розовых девичьих мечтаниях. Летняя терраса модного кафе, стильная обстановка, вкусная еда, приятные напитки. Я, разодетая в пух и прах, с таким же парадным, причесанно-налакированным сердцем в ожидании романтики. И он, сидящий напротив, – воплощенная женская мечта, высокий, статный, уверенный, с каждым произнесенным словом больше и больше проникающий в мой разум, в мысли, чувства, и еще куда-то глубоко, глубже и глубже в меня…
Синие сумерки, разбавленные золотом свечей и пропитанные утонченными запахами, падали на плечи теплой шалью, очаровывали, погружали в сказку. Приглушенная музыка и голоса людей создавали уютный фон, но не нарушали границ, не вторгались в наш мир на двоих, который с каждой проведенной вместе секундой становился более реальным, осязаемым, вещным.
Он говорил, и у меня не было сил противиться его словам – они заставляли чувствовать себя единственной на свете, как если бы других женщин никогда не было. Он улыбался, и я плавилась в огне его улыбки, словно воск свечей, отдающих свои жизни сладости нашего вечера. Он касался руки горячими пальцами, и сердце замирало.
Это могло быть любое из времен любого мира, ведь женщины всегда хотели любить и быть любимыми, но происходило с нами в самом сердце вечно куда-то спешащего города начала двадцать первого века. Пульс города, пульс века, пульс уже собирающегося уходить лета бились, сливались между собой, задавая ритм нашим собственным сердцам, и слияние ощущалось правильным, нужным, естественным.
Хода времени мы не ощущали, будто в нашем распоряжении была вечность между ударами сердца, и это было поразительно, до мурашек похоже на счастье…
А поутру они проснулись, как пелось когда-то в одной известной песне. Точнее, проснулась я, в полной уверенности, что сплю в собственной постели. Но когда открыла глаза, все кругом было чужое. Не моя минималистичная светлая спальня, и даже не спальня живущего в одиночку мужчины (я не помню, чтобы оставалась у него, но чем черт не шутит!), а нечто неопределенно-средневековое. Каменные стены, прикрытые шикарными даже на первый взгляд гобеленами. Огромная кровать с балдахином и горами подушек, на которой пометился бы десяток – а то и больше! – таких, как я. Деревянные кресла, одним только видом создающие ощущение надежности. Столик у окна, на котором был накрыт завтрак на одного. Книжный стеллаж, забитый под завязку толстыми томами в кожаных переплетах…
И окно – как портал в светлый мир на фоне коричнево-красно-золотого великолепия.
***
Что бы там ни было, что бы я ни делала раньше, что бы ни планировала делать потом, я никогда не выбирала жить вот так. Никому – ни богам высших сфер, ни демонам преисподних – я не давала права отбирать у меня свободу. Я не пленница, не зависимое существо, не птичка в клетке! Я свободная женщина свободной страны и привыкла сама решать, в какую сторону поворачивать штурвал своей жизни.
Так почему же я сижу тут, ограниченная стенами узилища и не способная вырваться на волю? Почему кто-то счел себя в праве решать за меня?!
Откройте, черт бы вас подрал! Я хочу выйти! Выпустите меня!!!
***
Несколько дней я изучала выпавшую мне на долю «жилплощадь». Оказалось, в ней есть все для относительно комфортного существования. Достаточно места, чтобы не испытывать недостатка в движении. Достаточно вещей и приспособлений, чтобы не страдать телесным дискомфортом. Достаточно еды и питья, света, воздуха. Достаточно книг, чтобы не маяться со скуки. Даже достаточно окна, чтобы смотреть на солнце и мир, простирающийся за пределами моей «темницы». Одного было недостаточно – свободы. Как я ни пыталась открыть дверь комнаты, в которой оказалась, та не поддавалась. Ни по-хорошему, ни по-плохому не удалось мне выйти наружу, я только исцарапала в кровь руки и сломала несколько ногтей.
На следующий же день на накрытом к завтраку столике я обнаружила аккуратную баночку, в которой оказалась пахнущая травами мазь, которая помогла быстро залечить царапины. Такая забота должна была бы умилить меня, но не умилила. Если тот, кто держит меня здесь, так обо мне печется, то зачем вообще он лишил меня свободы? А если его не заботят мои страдания, то нечего и подкупать меня своими мазьками!
Я слонялась по комнате, торчала в окне, что-то жевала, пыталась читать, но ничто не приносило мне покоя. Мириады мыслей, повторяя мои собственные движения, бродили и бродили в голове. Где я? Как я тут оказалась? Кто запер меня и с какой целью? Кому я вообще понадобилась в качестве пленницы? Надолго ли я тут? А может, навсегда? Может, я больше никогда не выйду наружу? Но зачем, во имя неба? Зачем?
