Второго июня мы с сыном отправились в путь на скором поезде до одного города в Подмосковье, где прошло моё детство. В начале пути купе с нами никто не разделял, и я решил просветить своё чадо в прелести вагонной жизни: заправил спальные места, приготовил пару книжек и кроссворд, а также водрузил на стол приготовленную заранее еду: вареные яйца и картофель, копченую курицу, пирожки.
Сын недоумённо поглядывал на меня и то, с каким трепетом и воодушевлением совершались все эти ритуалы.
«Ну как тебе?», – взволнованно спросил я и взглянул туда, где должен был сидеть, по моему мнению, восторженный комочек.
«А что-то случилось?», – раздалось холодное и ошарашивающее разочарование.
Тем временем, мы уже въехали в густой тёмный северный лес. Деревья стояли так тесно и плотно, что не были ни одного просвета, ни одного намёка на то, что происходит там, внутри.
И ребёнка эти неизвестность и таинственность затянули. Он сел у окна и пристально вглядывался между стволов.
После очередной остановки в нашем купе прибавилось: зашёл мужчина лет сорока, поприветствовал нас, хотя по его взгляду до конца не было понятно, заметил ли он вообще своих спутников, и залез на своё место на верхней полке.
Поезд тронулся и снова вернулся на хвойную аллею. Сумерки сгущались, начался дождь, ритмично отбивающий симфонию на стекле. Сын продолжал неотрывно смотреть на сменяющие друг друга деревья.
«Не хочешь поесть?», – спросил я его, доставая из контейнера варёное яйцо и соль.
Он быстро повернулся, посмотрел куда-то в мою сторону, мотнул головой в знак отказа и продолжил своё наблюдение.
«Ты там что, Бабу Ягу ищешь?», – спросил я в шутку и улыбнулся.
«Но ведь её не существует, да?», – раздался этот вопрос запотевшим от жара и волнение окном.
«Существует», – прозвучало откуда-то сверху, но сразу после одного слова голос скрылся в тени.
Я посмотрел на верхнюю полку, но в тот момент спрашивать не стал, появилась другая идея. Сын же продолжал загипнотизировано сидеть.
Наступила ночь, и я уложил своё дитя спать на верхней полке. В это же время спустился наш спутник, видимо, желая перекусить. Пока он ходил в туалет и набирал горячую воду, на столе появилась припасённая мной бутылка горячительного напитка и пара пластиковых стаканчиков.
Мужчина вернулся, недоверчиво взглянул на выставленный натюрморт и сел. Я демонстративно наполнил стаканы и один придвинул ему. Он ещё раз вопросительно посмотрел, на что мой стакан лишь оторвался от стола. Тут ему уже было не выстоять, и его сосуд тоже взмыл в воздух. Мы кивнули друг другу и выпили всё залпом.
Разговор склеился сам собой: моего спутника звали Захаром, он ехал из деревни, в которой проводил каждое лето всё своё детство, в Москву, где проживал, когда не бывал в деревне.
Я рассказал о себе и сыне, нашей поездке. Успел заметить большие отличия в ценностях поколений, на что спутник согласно кивал головой. Корнишоны, мерное постукивание капель о стекло и колёс о рельсы вместе с приятной теплотой купе разморили нас, и я решился задать вопрос, мучавший меня всё это время:
– Слушай, а что значили твои слова о существовании Бабы-Яги? Ты явно не шутил.
Захар тяжело вздохнул:
– В моей жизни происходят такие события, что хочешь, не хочешь, а поверишь.
Я продолжал вопрошающе смотреть.
– Ладно, тебе, видимо, хочется узнать об этом подробнее. Что ж, таить мне что-то нет смысла, так что слушай внимательно, повторять не стану.
Захар начал свою историю: «Лет в шестнадцать я проводил очередное лето в деревне. Места там невообразимо красивые, северный лес несёт в себе что-то такое особое, завораживающее и таинственное. Поэтому, наверное, местные дети наделяли лес какими-то мистическими и потусторонними свойствами, но об этом чуть позже.
До того лета мы хорошо ладили с деревенскими ребятами, но тут, не знаю, гормоны заиграли, что ли, и парни почувствовали во мне какого-то соперника, ибо пользовался я у девочек спросом, так что… Упрёки и шуточки, своеобразное снисходительное отношение ко мне по причине «городской» были обеспечены. Какое-то время я терпел, да и поначалу это не так критично было, но со временем они поймали кураж, и адекватное общение улетучилось от слова «совсем». И в последний день своего пребывания там я не сдержался и попросил всё объяснить в достаточно резкой форме. Надо мной лишь посмеялись: «А что, нашему городскому неженке недостаточно нежно?». Я был оскорблён: мы столько лет дружили и веселились, а сейчас вот тебе раз. Так что мною было принято решение доказать им, что я ничуть не хуже, о чём и сообщил им. Ребята недобро улыбнулись и переглянулись между собой, будто именно этого и ждали.
Тогда-то я и узнал о своём задании: в глубине леса стояла очень старая изба, о происхождении которой не знали даже старожилы деревни. Кроме того, построена она была весьма странно, над землёй. О ней знали все, но никто не решался туда ходить. Во-первых, по многим описаниям, она постоянно меняла своё местоположение, во-вторых, кто-то говорил, что там водятся призраки и прочая нечисть, в-третьих, кто-то считал, что там живёт беглый заключённый, отбывавший до побега наказание за каннибализм. Но точно известно было одно: никто туда не совался. А мне нужно было провести там целую ночь. Отказаться я не мог, а обмануть что-то внутри не позволяло, поэтому, дрожа всеми фибрами своего тела, я направился домой, обдумывая свой поход.
