1. Глава 1
Гринвич, декабрь 1522 года
Чтобы войти в комнату, мне нужно сделать глубокий вдох. Или издать протяжный крик. Или оба сразу?
Я стою в пяти шагах от большой дубовой двери и жалею, что за семнадцать лет жизни так и не научилась растворяться в воздухе.
Покои королевы стережёт молодой привратник в черной ливрее, который наблюдает за мной искоса. Он делает вид, что это не так, но его потуги меня не обманывают. Я точно знаю, что он смотрит.
Но я не настолько тщеславна, чтобы верить, будто он мною восхищается. Мое лицо угловато, а кожа слишком смуглая, чтобы называть меня красивой. Однако мой французский капюшон и длинные рукава обречены привлекать внимание.
И я знаю, что именно привратник думает обо мне. О моей семье и моей сестре.
Мы с ним стоим, как два чучела, делая вид, что ничего такого не происходит. Паника сдавливает мне горло. Может, просто развернуться и уйти? Глупая мысль. Чтобы приступить к обязанностям фрейлины, я должна войти к королеве и просить ее милости. Она должна признать меня.
Стены вокруг серые, как дождь, что с утра барабанит снаружи. Как небо самой Англии. Всё вокруг кажется бесцветным и убогим, несмотря на слои бархата, позолоченные гобелены и павлинье оперенье придворных дам. Гринвич выглядит унылым по сравнению со сверкающим двором французского короля Франциска.
Я понимаю, что стою уже слишком долго и пора с этим покончить. Нужно вспомнить, чему учил меня отец, когда вел к герцогине Савойской. Мне тогда было десять, и я жутко боялась оставаться во Франции одна. А он сжал мою ладошку и дал всего один совет:
— Когда боишься, представь, что твою спину держит железный прут. Да такой, что и десяти человек не хватит, чтобы согнуть! Почувствуй прут, сделай глубокий вдох и вступай в бой.
Я провожу потными ладонями по юбкам, расправляю плечи и подхожу к привратнику, чье лицо искажается гадкой ухмылкой. Он выглядит самодовольным и уверенным, что знает обо мне всё. Я посылаю ему воздушный поцелуй, но быстро складываю пальцы в неприличный жест, пока он открывает дверь.
Его возмущение придает мне сил.
Во всех королевских покоях есть что-то от логова дракона, и покои королевы Екатерины не исключение. Но мне кажется, что дракон, который тут живет, уснул давным-давно.
Дым от свечей кружится под потолками осязаемой белой массой. Фрейлины и камеристки жужжат, как пчелы, когда видят меня. Я мысленно желаю им отправиться в ад и делаю еще один вздох, прежде чем привлечь внимание королевы.
Я преклоняю колени, хотя почти физически чувствую на себе недовольство Екатерины. Она не рада мне, и не то чтобы это сюрприз. Однако это веский повод для беспокойства.
Если она меня проигнорирует, все усилия отца пойдут прахом. Он снова отправит меня гнить в Хивере, пока все детали моей помолвки с Джеймсом Батлером не утрясут. А потом… меня ждет прозябание в Богом забытой дыре, которую называют Ирландией.
Королева молчит. Я склоняюсь еще ниже и смотрю на ее пальцы. Она прошивает манжеты рубашки крошечными стежками, вырисовывая на ткани гранатовый мотив. Ее руки не останавливаются ни на секунду.
Я стою. Она молчит. Не говорит ни слова.
Позади меня слышится ядовитый, еле уловимый шепот:
— Кто это?
— Одна из… этих.
— Что на ней надето?
— Выглядит, как французская дешевка.
Я изо всех сил стараюсь не повернуться и не указать говорящим их место. Но протокол требует, чтобы я даже не поднимала глаза, пока королева не скажет слово.
Я слышу смешок. Потом еще один. И еще. Эти звуки разлетаются по комнате, словно рябь на воде, и я — камень, который вызвал эту рябь. И я тону.
Всё это было в высшей степени предсказуемо, ведь я прекрасно знаю, кого они все во мне видят. Младшая дочь из семейства «новых людей». Мы парвеню, выскочки. А я — сестра королевской любовницы, для которой у фрейлин приготовлены совсем другие эпитеты.
— Леди Болейн.
Я вздрагиваю и поднимаю глаза на королеву.
Годы ее не щадили. Она старше короля всего на шесть лет, но такое чувство, что на все десять. Ее лицо похоже на старый бархат — поношенный и измятый, но всё еще хранящий остатки былой красоты.
Бледные глаза Екатерины не открывают мне ничего. В них нет прощения за грехи моей сестры. Но и доброты тоже нет. Или злобы. И даже банального любопытства. Через что нужно пройти, чтобы научиться так искусно подавлять эмоции?
Теперь ее руки неподвижно покоятся на черно-золотых юбках.
— Приветствую тебя, — сухо говорит она.
Фрейлины хихикают, ставя под сомнение искренность ее слов. Екатерина недовольно поджимает губы, но прежде, чем она успевает произнести еще хоть слово, двери с грохотом распахивается. Я подавляю крик, а комната полнится радостными вздохами и восторженным смехом.
Всё еще стоя на полусогнутых, я поворачиваюсь на шум. Слишком поздно осознаю, что совершила ошибку. Мне ведь нельзя. Королева еще не давала мне разрешения подняться из поклона.
Но я уже гляжу в сторону двери и вижу пятерых мужчин, разодетых в цветастые шелка. У каждого из них в руках по скимитару, а на головах — по тюрбану. Костюмы османских корсаров.
Они пучат глаза так, что невозможно не смеяться. Но когда я украдкой смотрю на королеву, то замечаю, как она подавляет зевок и добавляет искусственное изумление в свой взгляд.
