В то утро на озеро опустился особенно густой туман. Большое влажное облако улеглось в долине, спрятав и воду, и луг, и редкие деревья на побережье. Солнце лишь слегка подсвечивало его розовым светом. Птиц слышно не было – только легкое потрескивание и шорох.
– Дедушка, а ты ведь когда-то уже был здесь?
– Конечно.
– Один?
– Да нет, я же тебе рассказывал. Нас было трое, и мы должны были это увидеть.
– Угу. А ты, значит, не только увидел, но и запомнил? А те двое только увидели или тоже запомнили, но не сказали об этом?
Наконец из тумана появились неясные очертания двух фигур – мужчины и мальчика. Они неторопливо шли по берегу.
– Ты, наверное, уже устал. Давай посидим вот здесь. Нет, запомнил только я один… Впрочем, ты это уже сто раз слышал. Глупость какая-то получается…
– Совсем не глупость, дед. Ты даже сам не замечаешь, как все время придумываешь новые подробности. Это и есть самое интересное. Откуда они у тебя берутся – эти самые подробности? Я так не умею.
– Да нет, умеешь. Просто тебе еще случай не представился, – они замолчали. Дед сидел на изогнутом стволе дерева и чертил прутиком на песке. – А потом увидишь: вдруг все само собой и случится.
Туман начал уже редеть, и скоро открылась поверхность озера, похожего на гигантскую чашу с только что вскипевшим молоком.
Дед затоптал рисунок.
– Слушай, Их, а ведь где-то здесь и должна быть эта тропинка к дереву.
– Можно я схожу посмотреть?
– Сходи. Но если найдешь, не возвращайся, не теряй время, просто крикни мне.
Мальчик легко встал и через мгновение исчез в кустах, а Ужо сидел в той же позе и смотрел на озеро.
«…Это было небольшое лесное озеро Неми, «зеркало Дианы», как называли его древние. Незабываема спокойная водная гладь, окаймленная цепью Альбанских гор…
В древности на фоне этого милого лесного пейзажа неоднократно разыгрывалось одно и то же странное и одновременно трагическое событие.
…На северном берегу озера, прямо под отвесными утесами, к которым притулилась деревушка Неми, находились священная роща и святилище Немийской или Лесной Дианы. Озеро и роща также были известны под названием Арицийских. Но город Ариция (он также называется Аричча) был расположен почти в пяти километрах отсюда, у подножия Альбанской горы, и отделен крутым спуском от озера, находящегося в небольшой воронкообразной впадине на склоне горы.
В священной роще росло дерево. А вокруг него день и ночь крадущейся походкой бродил человек. Он держал в руке обнаженный меч и внимательно оглядывался вокруг, как будто в любой момент ожидал нападения врага. Это был убийца-жрец. А тот, кого он дожидался, должен был рано или поздно убить жреца и занять его место. Таков был закон святилища. Претендент на место мог добиться его только одним способом, – убив своего предшественника. И удерживал он эту должность только до тех пор, пока его не убивал более сильный и ловкий конкурент.
Должность эта, обладание которой было столь зыбким, приносила царский титул. И ни одна коронованная особа не была мучима более мрачными мыслями, чем немийский жрец. Из года в год, зимой и летом, в любую погоду нес он свою одинокую вахту и только с риском для жизни урывками погружался в беспокойную дрему. Малейшее ослабление бдительности, проявление телесной немощи и утрата искусства владеть мечом ставили его жизнь под угрозу: седина означала для него смертный приговор.
От одного его вида прелестный пейзаж меркнул в глазах кротких и набожных паломников. С суровой и зловещей фигурой немийского жреца плохо сочетались голубизна итальянского неба, игра света в летних лесах и блеск волн на солнце…
