Сегодня Яков вновь пришёл на место древнего капища. Целая вечность уже минула с тех пор, как это место по каким-то неизвестным причинам было покинуто носителями очень могущественного и зловещего культа, приносивших на своих чёрных мессах кровавые человеческие жертвы. Знающие люди предостерегали Якова от посещения этого жуткого места. Говорили, что там можно оказаться застигнутым врасплох толи духами тех самых носителей зла, сатанизма и мракобесия, которые основали здесь в стародавние времена своё нечестивое капище, толи их новоявленными тайными последователями во плоти.
Если бы Яков был предупреждён о такой опасности до того, как оказался там впервые!
Мощная чёрная энергетика этого зловещего места такова, что она, как сверхтяжёлый наркотик с первого раза порабощает и притягивает тех, кто там побывал. У Якова была своя жизнь, свой плотный кокон забот, выбраться из которого крайне проблематично, но, когда пришёл его урочный час, Якова «перекрыло». Всё, чем он дорожил в своей жизни, вдруг потеряло для него всякий смысл и всякую значимость. Яков будто превратился в сомнамбулу, покорную чьей-то непререкаемой и безграничной воле. Всё стало для него, как в тумане. И всё складывалось как-то невероятно, фантастически гладко. Ни единой дорожной помехи! Ни единой досадной случайности! Всё, как в сказке, в которой невозможное становится возможным, непреодолимое – преодолимым. И всё, будто бы в полусне.
Острота восприятий вернулась к Якову, когда он оказался в самом центре ужасного места древнего капища перед высоким, в три человеческих роста каменным идолом. Между Яковым и жутковатым, грубо сработанным изваянием лежала широкая каменная плита. Их вид, их грозная энергетика пробудили в Якове его астральное зрение, повергнувшее его в раболепный мистический трепет. Он увидел своим новым зрением, что и сам идол, и лежащая перед ним каменная плита, и всё пространство вокруг находились в некой уродливой, противоестественной гармонии между собою. Всё здесь было живым, чувствующим и мыслящим, всё находилось в таком взаимопонимании, которое складывается годами долгого совместного взаимодействия. Например, как… у шайки злодеев. За спиной Якова раздалось злобное шипение.
«Змеи!!!»
Яков вскочил на каменную плиту. Вокруг плиты заклубились отвратительные ползучие гады, потянулись к нему своими безглазыми мордами.
«Да они все слепые! Они не видят меня!!»
Яков перекатился на середины каменной плиты, лёг там навзничь и замер, сдерживая дыхание. Его взгляд встретился с потоками воли, излучаемой из мрака пустых глазниц жуткого кровавого идола. Время для Якова остановилось. День незримо для него сменился вечером, вслед за вечером на капище вползла ночь, озаряемая яркими звёздами и холодным свечением круглой, ко всему равнодушной луны.
Откуда-то издали послышались слабые неясные звуки. Они медленно приближались, обволакивая всё доступное им пространство, проникая во все его измерения. Эти звуки по мере их приближения обретали силу и ясность. Это было многоголосое пение необыкновенно торжественного и наводящего смертельный ужас гимна. Этот гимн вернул Якову ощущение времени. Он с болезненной обострённостью начал чувствовать биение мгновений в гулких ударах своего сердца, тяжким эхом отражающихся в висках. Его охватил такой ужас, который бывает только в самых кошмарных снах.
«Это не может быть явью! Я сплю и вижу дикий, нелепый сон! Вот сейчас я проснусь…»
– Ты не проснёшься, а умрёшь на заклании во славу нашего бога! – услышал Яков в ответ на свои мысленные вопли устрашающий рокот сильного властного голоса. – Приступим братья к прославлению нашего всемогущего покровителя!
И началась ужасная месса.
И не стало после той страшной ночи бедняги Якова.
И неиссякаемы жертвы для того каменного идола. Ежегодно, в ночь особого полнолуния проводятся во славу каменного истукана ритуалы кровавого жертвоприношения людей, не предупреждённых заранее об опасности этого места.
Сквозь этот бор можно ходить только звериными тропами, зная приметы и заговоры. Эти тропы веками прокладывало зверьё и лесные чудища, лешие и кикиморы. Если ступить вправо или влево от тропы, там столько бурелому и такой сырой мох, то сразу провалишься по плечи…
В. Г. Ян. Роман «Батый»
Я резко оглянулся на громкий хохот, раздавшийся у меня за спиной.
Никого.
Лишь зловеще затаившиеся деревья.
Лишь тяжёлая аура зла.
– Да что это вы затаились? Чего вы ждёте?! – вырвалось у меня от внезапно нахлынувшей злости на эту мизансцену под злорадным названием «Что-то сейчас будет…», выстроенную причудливым видом деревьев с искривлёнными стволами и уродливо изогнутыми ветвями, указывающими на аномальную энергетику этого дикого места.
– А тебя я сожгу! – пригрозил я полусгнившему пню, торчавшему у меня за спиной и имевшему, как я понял, не последнюю роль в этой издевательской мизансцене.
Сердито отвернувшись, я двинулся в прежнем направлении, но вновь услышал у себя за спиной всё тот же гадкий хохот. Я обернулся гораздо быстрее, чем в прошлый раз и почти успел «поймать с поличным» наглого хохотуна. Я уже не сомневался в том, что им был полусгнивший пень. Он вызывающе скалился на меня тёмной пастью своего дупла и издевательски кривился на меня морщинами своей подгнившей коры.
