Я валяюсь на кровати, уложив вытянутую морду на передние лапы, и жду хозяйку. Хозяйку – ненавижу это слово, хотя другие только так и говорят! Диана мне не хозяйка, а уже десять лет как самый настоящий друг, верный и единственный. Я знаю ее с тех пор, как она была еще нескладной семнадцатилетней девчонкой. Для собачьих лет я должен быть совсем дряхлой псиной, но тут ведь особый случай. Я бодр и молод, и, как это часто кажется в молодости, дряхлеть собираюсь еще нескоро. Хотя другой бы не радовался в положении, в которое мне угораздило вляпаться.
В любом случае, для моей собачьей жизни в последние десять лет все складывалось более чем просто сносно. Скоро придет моя Диана – какое красивое имя! Не люблю, когда подружки зовут ее Динкой. Вообще не люблю ее подруг. Когда приходят эти бесстыжие болтушки, ведут себя, словно я пустое место. И Дина становится как будто бы на них похожей. Что она в них нашла?.. Хорошо, что это случается нечасто.
В двери повернулся ключ… Дина. Дииина! Конечно, крикнуть я не могу, поэтому из глотки вырывается просто радостный лай. Но она меня понимает и бережно треплет за ухом. Сейчас она поужинает, и мы пойдем гулять. Люблю гулять с Диной. Во-первых, она у меня на глазах и не приходится нервничать, где она, что с ней. С тех пор, как умерла ее мама, у нее никого не осталось, кроме меня. Во-вторых, она рядом, и от этого мое почти человеческое сердце переполняет радость и гордость, и еще какие-то непередаваемые хорошие чувства. Ну, и в конце концов, охота ведь размять лапы. Особенно если Дина соизволит со мной поваляться и подурачиться в февральском пушистом снегу. Это, конечно, редко, но бывает, и в эти дни я особенно счастлив.
– Джек, идем, мальчик мой!
Раньше, давно совсем, меня вообще-то Васькой звали. Но я тогда другим вовсе был. Мальчик, надо же! Сколько еще лет она меня будет мальчиком звать? Дина берет поводок, и мы уходим. Поводок нужен скорее для других – им вроде как спокойнее, если я прикован к хозяйке. Ну-ну, пусть думают себе, что хотят: я им задам такую трёпку, хоть на поводке, хоть без, попробуй они обидеть мою Дину! Ну и ладно, что на поводке – зато к ней ближе.
Уже давно стемнело, и по дорогам нервно бегут огоньки машин, автобусов – как и в любой другой понедельник, все несутся как угорелые, кто домой, кто в спортклуб, кто на свидание. А наши с Диной вечера теперь проходят в размеренном ленном темпе. С тех пор, как её бросил этот странный двуличный Паша – то есть уже почти пять месяцев – Дина избегает проводить вечера с кем-либо, кроме меня. Не буду лукавить, что это меня не радует – я как никто жду каждой минутки, которую она находит на меня. Но мне очень больно было смотреть, как она плакала тогда, когда он просто взял и свалил со своей внезапно нарисовавшейся подружкой куда-то то ли в Польшу, то ли в Венгрию – я не особо силен в географии. А Дина мне говорила, что всерьез любила. Я ревновал, конечно, но не мог злиться за это на нее. Наоборот, приходил, жалел, хотел поцеловать даже, но получалось только слизывать слёзы с её нежных щёк.
Сегодня был прекрасный вечер! От свежего воздуха сильнее захотелось спать. Она улеглась перед телевизором, ну, а меня окончательно сморило – я умостился у нее в ногах, чтобы засыпая, чувствовать ее тепло.
Похоже, так я и проспал до утра на диванчике, пригревшись возле моей Дины. Сейчас её рядом нет. Уже время будить ее, а то еще опоздает на работу. Она у нас врач-кардиолог, в прошлом году закончила ординатуру. Я не совсем понимаю смысл этого слова своими собачьими мозгами, но знаю только, что теперь она настоящий, совсем-совсем врач.
Мы выходим погулять минут на пятнадцать. Еще сонная Дина ежится на неуютной морозной улице, кутаясь в куртку. Ладно, не буду тебя мучить, девочка, пошли домой! Тяну зубами за поводок в сторону подъезда. Ну и кто кого выгуливает, спрашивается?
– Стой, не так быстро! – со смехом говорит она, неохотно догоняя меня. Мне и самому-то не особо тепло. Зима вообще-то, у меня же нет уютной куртки.
Дина собирается на работу в клинику. Сейчас начнет, как и каждый день: краситься, кокетливо крутиться перед зеркалом в… таком, скажем, не совсем одетом виде. Я столько раз это наблюдал, что, наверное, должно было надоесть. Но всегда снова и снова украдкой подглядываю за тем, как она, полуодетая, скрупулезно и придирчиво приводит в идеальное состояние макияж, расчесывает свои длинные немного непослушные темно-рыжие волосы, вертится, примеряя блузочку, иногда снимая одну и принимаясь за поиски другой, более подходящей к наряду. Меня это всегда умиляет и повергает в какое-то медитативное состояние, но я робею, когда она замечает мои взгляды из-за угла.
Когда Дина уходит, я включаю телевизор. Она, конечно, не знает, а то решит еще, что у нее какая-то ненормально умная собака, перепугается ещё. Хорошо, что техника пошла простая – уж кнопки пульта я как-то освоил. Телевизор – практически единственный доступный источник моего образования. За целый день надоедает, конечно, ухожу в другую комнату и просто слушаю. Иногда выключаю и лежу в тишине. Жду Дину. Думаю… Временами, правда, хочется научиться не думать. Не знаю, другие собаки думают или так, просто ведутся на инстинкты. Судя по тому, что мы с ними не очень-то ладим, скорее второе. Когда гуляю, всегда ужасно бесит этот скандальный лай приставучих псов. Неужели не видно, что мне плевать на них? Бежали бы себе своей дорогой…
