Случилось так, что в 1993 году от Рождества Христова, в декабре месяце, я дожидался автобуса из Арада в Эйн-Букек. Был полдень. Солнце не светило, а жарило так, как будто вознамерилось обратить город Арад в плазму. Вместе с жителями, уродливыми четырехэтажками, автобусной остановкой и с автором этих строк.
Белый воздух вокруг автобусной остановки дрожал, накаляясь с каждой минутой всё сильнее. Вода закончилась. Можно было бы купить ещё бутылку в ларьке, но в кармане у меня была огромная сумма в 20 шекелей, и я не мог позволить себе такую роскошь. Возникало серьёзное опасение, что пока рейсовый автобус доберётся до этой остановки, он найдёт лишь прозрачный вибрирующий эфир.
За обочиной шоссе справа и слева, насколько мог охватить зоркий взгляд путешественника, простиралось бескрайнее жёлто-белое море песков.
Я вдруг увидел прямо перед собой бедуина в свободных белых одеждах. «Парень, наверное, со времен Саладдина не менял гардероб…». Я не успел удивиться его столь внезапному появлению – казалось бы, человек не может выйти из пустыни на шоссе незамеченным – как бедуин направился прямо ко мне и сунул мне в руки какую-то потрёпанную толстую тетрадь.
Кисти рук и лицо кочевника были темно-коричневые, морщинистые, как будто вырезанные из красного дерева.
Совершенно машинально, я взял тетрадь и, с трудом ворочая пересохшим языком, спросил: «Что это, брат? Зачем?»
Бедуин молча и отрешённо проследовал мимо меня, как будто никого рядом вообще не было, и растворился в песках за шоссе.
Тетрадь была исписана от корки до корки мелким почерком. Кое- где почерк был неразборчив, но мне удалось понять, что ко мне в руки попал какой-то дневник. Устроившись на удобном сиденье рейсового автобуса, я углубился в чтение.
К сожалению, ни имени, ни даже инициалов автора дневника я нигде не обнаружил. Вместо этого, на внутренней стороне обложки было несколько телефонных номеров. Я потрудился обзвонить абонентов, но большинство оказались посредниками по съёму дешёвых квартир; был ещё один, явно пьяный, автомеханик и две раздражённые чем-то девушки. Никто из них не мог сообщить никакой информации относительно загадочного бедуина, вышедшего из пустыни с полинялой тетрадью. Я даже отодрал выцветшую клеенчатую обложку, пытаясь найти хоть какую-то зацепку – но тщетно. Дело в том, что я проникся какой-то симпатией к автору. Меня, правда, немного раздражало то, какие необъяснимые обстоятельства предшествовали появлению загадочной рукописи.
«Дневник русского репатрианта… и вдруг – какой-то бедуин?!»
Кроме того, мистическим образом, некоторые события казались мне точным изложением того, что произошло со мной.
Но нужно ли стараться непременно понять всё и возможно ли это: достичь тотального и завершенного понимания? Индусы уверяют, что такое возможно, необходимо только выполнить 7 миллионов асан. Я же давно решил для себя, что жизнь нужно принимать такой, какая она есть, и не пытаться докопаться до сути вещёй, ибо суть эта изменчива и понимание наше – эфемерно.
Но вернёмся к автору. Местами, увы, слишком лаконично, он описывал свои впечатления о репатриации в Израиль. Потом переключился на социалистическое детство и юность в СССР. Затем шли воспоминания о работе в психиатрической больнице, о службе в Армии Обороны Израиля и в Израильском Управлении Тюрем.
Кажущиеся поначалу точными, фактические описания вдруг перемежались с записями снов, а кое-где казались явными выдумками и казусами.
Мне захотелось сохранить рукопись, и даже, возможно, опубликовать её. Будь я писателем или журналистом, я мог бы превратить эту рукопись в неплохую книгу – так думал я. Но Бог (или ДНК) не наградил меня литературным талантом, крылья моей фантазии тяжелы и неуклюжи. Кроме того, в Израиле, как и в любом другом месте на Земле, манна небесная не падает на голову среднего потребителя (единственное исключение описано в древних книгах, произошло более чем три тысячи лет назад, и вероятность повтора ничтожно мала). Поэтому, мне пришлось в поте лица своего зарабатывать на хлеб насущный, и было совсем не до писанины.
Прошли годы. Рукопись практически полностью выцвела, и я начал понемножку перепечатывать её. К тому времени я уже разбогател настолько, что, после долгих лихорадочных размышлений и подсчётов, рискнул приобрести «Пентиум-1» с огромным, в 2 ГБ хард-диском.
Местами исправляя, по своему разумению, немногочисленные ошибки, местами дополняя «выпавшие» из логической цепочки повествования моменты, я начал реставрацию рукописи. Главного героя и автора я решил назвать «капитан Зельтц», поскольку именно от лица капитана Зельтца изложены некоторые события.
Прошло ещё несколько лет, восстановление рукописи закончено. Поскольку истинный автор нам неизвестен, я, как корректор (и в какой-то степени – соавтор) предлагаю считать автором рукописи капитана Зельтца.
Все упоминаемые ниже события, персонажи, страны и континенты – вероятно, являются проекцией вымышленных иллюзорных фантомов в интроецированных аспектах бессознательного отдела психики автора.
