Осталось чувство гадливости.
Если бы просто пустой фантик выдали за конфетку… Если бы в красивую бумажку упаковали кусок дерьма… А тут другое. Никак не могла поверить, но логика сделала своё дело, а упавшая пелена тумана обнажила всё, изменив, перевернув, и такой голос на ушко – йоптыть, Наташа, ну ты и овца. Доверчивая и тупая.
Ну, да, именно доверчивая и тупая. На что это было похоже? На гипноз, наверно. Раньше, бывало, идёшь себе по улице, головой круть-верть, мечтаешь, улыбаешься и тут – бац – ай., красавица, давай погадаю… и понеслась… Нет, не давала и не слушала. И тем больше мне непонятно, какого чёрта развесила уши и позволила так вляпаться в дерьмо. В дерьмо спланированное, да мало того, что спланированное, так ещё и разыграно при зрителях, уютно хрумкающих попкорн за стеклом на диванчике, или нет – в гамаке, потягивающих коктейль, лениво ожидающих финала. Бесцельное такое зрелище. Просто потому, что скучно. А я расстаралась, прям вот наизнанку вывернулась. Заглотила наживку и тянула со всей дури, вытаскивая наружу свои потроха. И не я первая, и не я последняя. Но с таким аппетитом хавала дерьмо только я. Остальные были скромнее.
А с чего началось-то всё? С ерунды… Распался очередной брак. Не то чтобы сам вот взял и распался. Нет. Но в какой-то момент поняла – всё, больше не могу. И вот год, целый год, счастливой жизни прошёл. Заскучала. И возьми, да и позвони однокласснику… Ах, нет, нет… не звонила – написала. Отозвался. Да. Встретились. И нафиг он нужен – не знаю. С виду неказист, но было в нём что-то эдакое, притягивающее. Да и в сексе не силён, а вот… У него имелись два огромных жирных плюса, перекрывающих все недостатки – он великолепно играл на гитаре и пел, а ещё – он бесподобно играл на бильярде. Я могла часами слушать и смотреть. Слушать, как поёт, смотреть – как играет. И большего мне не требовалось… То есть других желаний он во мне не пробуждал. Но ему хотелось. А почему бы и нет? Парень он разведённый, с мамой проживал. Далековато, правда, проживал, километрах в пятидесяти от меня. Но имел старенькую «японку». Так что встречались часто.
* * *
Бильярдные шары, как дрессированные, влетали в лузы. «Красавчег!» – промелькнуло в голове, что вызвало тут же неуправляемый смех, ибо голова «красавчега» от бильярдных шаров отличалась только размером, ну, и содержанием, разумеется. Но как он играл! И пел… Маленький, щупленький, лысый. Огромные глаза, когда-то ярко-синего цвета, загнутые длинные чёрные густые ресницы (тоже когда-то). Нищий, с кучей детей и бывших жён, неуверенный ни в себе, ни в дне завтрашнем, имеющий в арсенале разваливающегося «японца» лохматого года выпуска, смирившийся со всей этой байдой, а потому бездействующий, дрейфующий на льдине полудохлый пингвин. Зачем он нужен? Хм…
В бильярдной мягкий свет, уютные диваны и запах кофе. Очень хочется этого кофе. И курить. И чего-нибудь пожевать. Тихим, мягким голоском,
– Андрюш, кушать хочу. Закажи кофе и бутербродиков.
Андрюша чуть кий не выронил. Засуетился, глазки забегали, в поисках куда бы спрятаться. Странно. С чего бы это?
– Слушай, поехали к тебе. Там и покушаем, а? Закрыто здесь всё. Не продают уже.
Лето. Конец июля. Жара в прошлом. Приятное тепло, листики пыльные, цветы на клумбах, неприлично распустившиеся в своей последней красоте, ленивые голуби и пронырливые воробушки. Улицы огромного города выдохнули, пережив час пик, захлопнули двери за последними спешащими трудоголиками, и с полузакрытыми глазами растянулись, расслабились, вздрагивая иногда от редких одиноких шагов – в моём городе наступала ночь. А у меня в холодильнике шаром покати. Выдыхая дым только что прикуренной сигареты, произношу,
– В магазин заедем. Кое-что купить надо.
Остановились возле супермаркета. Андрюша сидит. По всей видимости, со мной идти не собирается. Пришлось пнуть слегка. Вылез из машины недовольный и смущённый. Странный он какой-то нынче.
В магазине время суток не ощущается. Все окна задраены рекламой и стеллажами. Покупатели снуют, продавцы тележки с товаром таскают туда-сюда. И днём, и ночью все покупают еду.
Пошла вдоль полок, привычно кидая коробочки, баночки, пакетики и прочую ерунду. И вдруг, замечаю, что Андрюши рядом нет. Кручу головой – ищу. А он стоит себе и наблюдает. Притащила к кассе полную тележку, разгружаю на ленту. А Андрюша таращится на меня и что-то мычит. Не пойму никак, чего ему надо. И наконец, понимаю – у Андрюши нет денег. И он пытается мне объяснить, что я много набрала ерунды ненужной. Ах, ты ж чудо в перьях. Это он решил, что за всё ему расплачиваться. Я Андрюшу успокоила, как могла,
– Да кто на тебя рассчитывает? Ты мне в качестве ишачка нужен. М? Понял? Бери сумки и неси в машину.
Дома начала быстро варганить ужин. Андрюша пошёл в спальню. Я уже почти и забыла про него – увлеклась стейком из сёмги, салатиком и прочей приятностью. Оголодала в конец. И тут из спальни появляется он. Смущённый. Глазки в пол. И опять чего-то мычит. Вот же неугомонный. А у меня такой аппетит зверский, и запахи на кухне бесподобные, ну, всё почти готово – и тут – бац. До моих ушей сквозь всю кулинарию, витающую в воздухе, продирается,
