– Ты, сука драная, не представляешь, с кем связался! – дыша густым водочным перегаром и брызгая слюнями, рычал Фока, двадцативосьмилетний чернявый амбал, с маслеными глазами навыкате, один из боевиков бригады Комара, контролирующей г. Павловск Н-ской области.
Фока крепко держал за воротник рубашки пожилого перепуганного мужичка-работягу, владельца старенького, замызганного москвичонка. Рядом, ухмыляясь, стояли Алмаз, Чапа и Камбала накачанные парни лет двадцати пяти с золотыми цепями на бычьих шеях. Все трое пребывали в различной (но не ниже средней) степени опьянения и радовались нежданному развлечению, сулящему, помимо прочего, вполне ощутимую прибыль. Несколько минут назад их Мерседес, обгоняя злополучный Москвич, по вине пять дней не просыхающего Фоки слегка помял себе крыло.
Как известно, у сильного всегда бессильный виноват, и теперь работягу грузили по полной программе.
– Ты, блин горелый, пожалеешь, что на свет родился! – продолжал бандит, периодически с силой встряхивая свою жертву.
Голова бедолаги моталась из стороны в сторону, словно у тряпичной куклы. На пепельно-сером лице проступали бисеринки пота.
– Будешь возмещать нам материальный и моральный ущерб. Чо-о?! Денег нету?! А меня не е…т! Квартиру продашь, если, конечно, жить хочешь!
– И если сучек своих жалеешь, – гнусненько захихикал Алмаз, выудивший из кармана мужика паспорт, где в графе дети значилось: Серегина Татьяна Михайловна 05.02.1970, Серегина Галина Михайловна 03.08.1978.
– Если не хочешь, чтобы мы каждой из них пару бутылок из-под шампанского в манду затолкали. Вот так-то, Серегин Михаил Владимирович! Гы-гы-гы!
– Сволочи! – прошептал Серегин. – Выродки! Как вас земля носит?!
– Ни х…я себе! – хором возмутились бандиты.
– Хайло разевает, козел!!!
Кулак Алмаза врезался Михаилу Владимировичу в ухо.
– Нужно хорошенько отметелить пидораса! – предложил Фока, с размаху пнув носком ботинка упавшее на дорогу тело. – Поучить уму-разуму, а потом…
Внезапно он подавился фразой, дернулся и рухнул ничком на асфальт, получив жесткий удар ребром ладони сзади по шее. Увлеченные процессом гружения лоха, боевики Комара не заметили, как к ним бесшумно приблизился высокий, мускулистый, хотя и заметно обрюзгший мужчина лет тридцати пяти в черных джинсах и черной рубахе навыпуск, минуту назад выпрыгнувший из синей девятки, резко затормозившей у обочины. Его массивная фигура странным образом не вязалась с мягкими, кошачьими движениями, а веселая улыбка на губах с мрачным, тяжелым взглядом. В коротко подстриженных темно-русых волосах то там то здесь виднелась ранняя седина.
– Блатуете, щенки, – ровным голосом констатировал он. – Ну-ну…
– Мамочки родные, – пробормотал Камбала, пятясь назад. – Да ведь это Парамонов! Принесла нелегкая!
– Какого хрена лезешь в чужие дела?! Давно п…лей не получал?! – взбеленился Алмаз, четыре года прозанимавшийся карате и потому чрезвычайно самоуверенный, особенно в подпитии. Тот, кого назвали Парамоновым, лишь насмешливо фыркнул в ответ, приведя хмельного супермена в неистовую ярость. Игнорируя предостерегающий окрик Камбалы, Алмаз выбросил вперед ногу, метя нахалу в печень, однако удар не достиг цели, а сам бандит, взвизгнув, скрючился на земле, держась обеими руками за мошонку[1].
Чапа от изумления остолбенел, и в следующую секунду сильный удар основанием ладони снизу вверх в нос привел его в бесчувственное состояние. Камбала, успевший отбежать на приличное расстояние, экзекуции не подвергся…
– У-у-у-у! – плаксиво скулил Алмаз, съежившийся на заднем сиденье Мерседеса и страдающий от жестокой боли в паху. – Яйца отбил, га-а-ад! Из-под земли достану падлу! Замочу в натуре!
– Скорее он тебя, – не оборачиваясь, бросил сидевший за рулем Камбала. – Лучше не трепыхайся. Авось до пенсии доживешь!
– Почему? – глухо спросил Чапа, тщетно пытающийся унять хлещущую из переломанного носа кровь. – Ты знаешь его? Кто это такой?
– Олег Парамонов. Погоняла Смертник.
– Смертник, – нехотя пояснил Камбала, – в совершенстве владеет приемами рукопашного боя, холодным и огнестрельным оружием. Когда-то давно воевал в Афганистане. В спецназе. После перестройки работал в бригаде Клима. Год назад отошел…
– Чем занимается? – с трудом ворочая языком, выдавил Фока.
– Точно не знаю, – пожал плечами Камбала.
– Вроде художник, картины рисует…
– …Завалю! – взвыл Алмаз. – Яйца, твою мать, прям отваливаются! И-и-и!
– Остынь, не дергайся! – посоветовал Чапа. – Радуйся, что вообще жив остался! Я слыхал о Парамонове, только, к сожалению, в лицо не знал. И-эх! Нос в лепешку! Ну да ладно, заживет.
– Вы, наверное, пацаны, белены объелись? – возмутился мало-мальски очухавшийся Фока. – За нами мощная бригада! А этот ваш художник… Тьфу! Один в поле не воин! Наставим ствол, вывезем в лес… Быстренько штанишки обкакает! Уж тогда оторвемся, проучим как положено!
– Хорош базарить! – оборвал приятеля Камбала. – «Ствол наставим!» Ишь Рембо выискался! Думаешь, Смертник волыны[2] испугается?! Держи карман шире! Парамонов – потенциальный самоубийца. Жить не хочет, но покончить с собой не может! Не из страха, а потому что православный. Церковь запрещает самоубийство. Вот он и сдерживается, не пускает себе пулю в лобешник, хотя очень хочет. Наставишь ты ствол, а он тебя мигом на запчасти разберет.
