Можно ли быть круглой сиротой и чувствовать себя при этом вполне комфортно? Если бы об этом спросили Данилу, он бы, скорее всего, ответил удовлетворительно. Может, оттого, что родителей своих он никогда не видел, может, ему просто повезло с детским домом, а может, он и в самом деле был счастливчиком.
Данила рос очень красивым ребенком. Его красота была нестандартной, даже немного дикой. Воспитательница Лариса Семеновна говорила, что это от особого смешения крови, а сам Данила искренне недоумевал, из-за какого смешения могло получиться такое безобразие. Кожа смуглая, глаза раскосые, по-кошачьи зеленые, скулы высокие, волосы черные и жесткие, как проволока.
Волосы не нравились Даниле особенно. Он всегда просил, чтобы их стригли как можно короче, потому что возиться с ними – сплошная морока. А парикмахерша возмущалась, говорила, что грех портить такую красоту, и всякий раз оставляла волосы намного длиннее, чем ему хотелось. И приходилось-таки с ними возиться, расчесывать каждый день, точно он не пацан, а какая-нибудь девчонка.
А девчонки, к слову сказать, Даниле завидовали. Ни у одной девочки в детдоме не было таких длинных ресниц, как у него. Ерунда какая! Что хорошего в длинных ресницах?! А ну как одна такая ресница в глаз попадет? Это же больно! Данила их однажды постриг, чтобы не мешали, а они выросли еще длиннее. Не станешь же теперь постоянно стричь! Да ну их…
В общем, красавчик он был еще тот, сам на себя лишний раз в зеркало смотреть не хотел. Что же это за красота такая девчачья?! Вон у Васьки Прохорова голова квадратная, волосы белые, нос картошкой и половина переднего зуба отбита – вот где настоящая мужская красота! Вот кому нужно завидовать!
Данила и завидовал, особенно белым волосам и щербине между зубами. Это ж как здорово через такую плеваться! Он даже пытался сотворить себе что-нибудь похожее, но по всему выходило, что очень уж это больно. Воспитательница Лариса Семеновна любила повторять, что красота требует жертв, а Данила оказался к жертвам совершенно не готов. И не важно, что говорилось это не ему, а вечно хнычущим девчонкам в процессе заплетания косичек и завязывания бантов. Вот не готов он к жертвам, и все тут…
Зато у него всегда были самые красивые болячки на коленках. Лариса Семеновна, непререкаемый для шестилетнего Данилы авторитет, однажды сказала, что шрамы украшают мужчину. Он не был до конца уверен, что ссадины на коленях – это и есть шрамы, но выглядели они круто. Даже Прохор со своей щербиной ему завидовал. И было чему! Прохор-то своего зуба лишился по счастливой случайности. Просто Селенка Савицкая, та еще растяпа, распахнула дверь, когда за ней стоял Прохор, – вот тебе и щербина. И нет в этом никакой Прохоровой заслуги, просто повезло человеку. А Данила себя украшал целенаправленно. Голыми коленками по гравийной дорожке проехаться – не у каждого силы воли хватит, а у него хватало, потому что он настоящий мужик, пусть даже и с длинными ресницами. Ресницы, кстати, еще можно попробовать поджечь, может, они тогда медленнее отрастать будут…
Но настоящие проблемы начались лет в тринадцать-четырнадцать, когда в организме забурлили и зафонтанировали гормоны. Сначала появились прыщи… Участь эта не минула почти никого. Особенно страдал Прохор, которого обсыпало так, что страшно смотреть. Даже легендарная щербина не спасала положения. Даниле с кожей, можно сказать, повезло, а вот с голосом дела обстояли хуже: говорить получалось то басом, то фальцетом. Когда басом – это еще ничего, даже солидно, а вот фальцетом…
Странно, но девчонок метаморфозы, происходящие с его голосом, не смущали. Их смущало его лицо. Что-то они такое находили в его лице. Данила уже привык к их взглядам: откровенным, любопытным, смущенным. Даже научился пользоваться теми преимуществами, которые давала ему внешность. Он вообще очень рано научился извлекать пользу из маленьких женских слабостей. Нельзя сказать, что Данила злоупотреблял особенным к себе отношением, но пользовался, чего уж там…
Даже переход во взрослую жизнь не застал Данилу врасплох. Он знал, что в большом мире полно женщин, которые не дадут ему пропасть. Он поступил в строительный техникум и из детдома переселился в студенческую общагу. Вообще-то, должен был переехать в коммуналку, но что-то там не срослось. Сказать по правде, Данила не особо переживал, потому что не видел большой разницы между коммуналкой и общагой. В общаге, наверное, даже лучше, привычнее.
Его новая жизнь практически ничем не отличалась от жизни в детдоме. За исключением одной, но весьма существенной детали. Теперь Даниле приходилось самому заботиться о хлебе насущном. Нет, голодным он никогда не был – в общаге умереть с голоду не дадут, – но, помимо всего прочего, нужно было еще во что-то одеваться, требовались деньги на всякие мелочи вроде зубной пасты, пены для бритья и сигарет… А где их взять бедному студенту?..
* * *
День выдался ненастным, под стать настроению. Данила сидел на скамейке в сквере и наблюдал, как ветер гоняет по аллейке опавшие кленовые листья. Было холодно и сыро. Парень поднял воротник куртки, засунул озябшие руки поглубже в карманы куртки. В животе заурчало, громко и заунывно, едва ли не громче, чем воющий в ветвях старых кленов ветер.
