Вторник
В небе медленно вращалась каменная глыба, приближаясь к земле. Метеорит? Осколок кометы? Вращение ускорялось, очертания менялись, и вот глыба трансформировалась в казака в шароварах, остроносых сапогах, в вышиванке и с характерным чубом. Усов она не видела, не тот ракурс, но знала, что они есть. Он стоял на высоком постаменте, внизу зрители в светлых одеждах, стиль рококо, с масками на лицах. Казак, раскинул руки, занес ногу для прыжка, вдруг выросли еще руки, и он стал походить на танцующего Будду. Маски слетели и превратились в белых бабочек. Даша пыталась поймать хоть одну, очень важно, необходимо, как будто от этого зависело ее счастье.
Увы, резко прозвучал телефон, вырвал из сна, ударил по нервам, хотелось грохнуть об стену, чтобы сразу и вдребезги. Но злость пропала, когда услышала слабый голосок Лидии.
– Не разбудила тебя, Дашунь? Прости, что так рано, я ночь не спала, переживала.
– Бедняжка. Кто посмел тебя так расстроить?
– Алина. Влезла в чужую семью. Господи, прости ее, грешную, не ведает, что творит, – скорбно проговорила Лида.
– То есть, как это влезла?
– Не знаешь, как? Женатого любовника завела.
– Откуда тебе известно? Алина похвасталась? – возмутилась Даша.
– Его фамилия Береза, он депутат. Я с его женой Ириной знакома. Она младшего сына водит в наш детский сад. Ой, извини, опаздываю на работу. Повлияй на Алину, пожалуйста.
Некоторое время Даша не могла подняться с постели, переваривая услышанное. Нет, ее не смутило, что Алина крутила роман с женатым мужчиной. Ничего удивительного: такой была, такой и останется. Поздно сорокалетнюю женщину перевоспитывать. Но Лида, бедняжка, действительно, страдала. Нельзя ее нагружать подобными фактами.
Бурная жизнь Алины трясла Дашу давно. Что делать, если они дружили с детства. Такой срок к чему-то обязывает. Лида тоже из детства, но Даша старалась ограждать ее от скандальных историй. «Больная совесть» – называла ее Алина. Лида возражала: «Совесть всегда здоровая, отсутствие ее – болезнь, неизлечимая.
«Да, уж, болезнь, надеюсь, не заразная», – проговорила Даша и выглянула в окно: солнечное утро, синее безоблачное небо, – день будет теплым. Все, никаких заморочек, подружки уже давно взрослые, в опеке не нуждаются, надо наслаждаться бабьим летом. Совсем скоро ветреный ноябрь, из дома не захочется выходить, тогда можно и посплетничать.
Она влезла в джинсы, натянула легкий свитер, сделала выбор в пользу кроссовок.
Приятно осознавать, что она, как девочка – подросток, сбежала по ступеням, и дыхание не сбилось.
Сначала заглянет на точку, маленький бизнес, потом уже прогуляется по любимой набережной самого любимого города в мире. Можно проехать две остановки на троллейбусе, но лучше пройтись, – так быстрее.
В сквере возле памятника Екатерине Второй, присела на скамейку, порылась в сумке, достала телефон, позвонила мужу, он буркнул, – занят, очень, и отключился. Ясно, где-то кого-то убили. Тяжело вздохнула, надо было раньше думать, прежде чем выходить замуж за следователя.
Почти рядом со сквером, только дорогу перейти, виднелось солидное здание классического стиля, там ее точка. Она прыжком преодолела три ступени, открыла тяжелую дверь, и оказалась в просторном, облицованном серым мрамором вестибюле. Не успела подойти к длинным столам с разложенными на них книгами, откуда-то сбоку, неожиданно, набросилась Алина. Волосы еще вчера были светлые, сегодня выкрашены хной. Ничего удивительного, бывает. Лицо необычного бронзового оттенка, – что-то новенькое. Толстый слой тонального крема – перебор даже для любительницы косметики Алины. Даша присмотрелась: ясно, подружка пыталась замаскировать красную, вспухшую полосу поперек носа и щек, с лиловым отливом.
– Даш, как хорошо, что ты пришла, ах, это ужасно! Помоги! Даш, мне плохо!
– Что случилось, Ли? Кто тебя ударил?
– Пустяки. Неважно. Муж, – она легкомысленно махнула рукой, превратившись в обычную Алину – пофигистку. Подумаешь, муж ударил, да она ему такое устроит, в ногах будет валяться, прощения у нее просить, так было, так будет.
Даже не синяк, удивило, что Алина, не любящая ничего сине – фиолетового, вырядилась в чернильный костюм. Такой насыщенный цвет еще надо поискать. На его фоне терялся легкий небесной голубизны шарф на шее, зачем-то намотанный до самого подбородка.
– Что за наряд? Жутковато смотрится в сочетании с оранжевой прической. Хну передержала? Мужу не понравилось? Ничего, можно перекраситься, – успокаивала Даша.
Алина увлекала ее, держа за руку, к лестнице, мимо охранника, вниз, в цокольный этаж.
– Причем тут цвет волос? И мой муж? В летнем саду лежит Семен. Он, кажется, умер, лежит там, – косноязычно говорила она и тянула Дашу по лестнице, вниз, мимо комнаты для переодевания обслуживающего персонала, – он там, я из окна увидела, прибежала, вернулась, чтобы позвонить в скорую. Но уже вызвали.
Вдвоем пулей пронеслись к запасному выходу и очутились на просторе, огороженном высоким бетонным забором. Там, где под раскидистой ленкоранской акацией стояла скамейка, толпился народ.
Алина продолжала тянуть ее за руку, пытаясь протиснуться, люди оглядывались и расступались. На клумбе, заросшей барвинком, Даша увидела подошвы белых, дырчатых ботинок, серые носки, дальше белая простыня, накрывшая труп с головой. Алина терзала ее руку и шептала на ухо: «Я сразу поняла, подбежала к нему, и сразу поняла. Но не поверила, надеялась, что живой. Стала трясти, он, жуть, какая! вдруг наклонился и упал. Тяжелый, я не смогла удержать. Это сердце».
