В наших жилах трехцветная кровь
Борис Беркович
И1
Сын, почтительный к отцу, может оказаться подданным, изменившим государю.
Хань Фэй
Дядя Миша, Михаил Натанович Беркович, продолжал распекать Сан Саныча, по обыкновению не повышая почти голоса, словно забивал гвозди:
– Мы арендуем четырехсотые. Так? Два месяца они стоят, на хер никому не нужные. Так? За три недели я тебя предупреждаю. Так?
Сан Саныч краснел и что-то бормотал, вытирал потный загривок, но меня не сдавал, хотя временами и посматривал. Честно сказать, вина была совместной, хотя его все-таки больше.
Из открытых окон (всем системам кондиционирования и центральной вентиляции дядя Миша предпочитал открытые окна) раздавался шум весенней улицы и играющих детей, урывками долетавший до двенадцатого этажа.
– Саныч, короче, чтобы к пятнице все было разобрано. Ты меня понял? Так. У кого что есть? Ладно, тогда по коням. Пленных не брать. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
Михаил Натанович отключил выведенные на стол чертежи и графики. Народ задвигал стульями. Финансы и юристы, затянутые в строгие костюмы и галстуки, маркетинг в ядовитом поло, Саныч с замом в клетчатых рубашках, главный инженер и снабженец в неприметных серых свитерках. Половина присутствующих зря потратили полчаса, но дядя Миша считал, что совместные планерки дают руководству общую картину.
– Коля, задержись на секунду.
Неужели пронюхал, змей иудейский? Была у него неприятная способность откуда-то все знать. За долгие годы я зауважал старого черта и многому у него научился. Не только в бизнесе. Если уж совсем честно, он, в некотором смысле, заменил мне отца, которого у меня, опять-таки в некотором смысле, не было, хотя никогда бы в этом не признался. Слишком походит на бесстыжий подхалимаж. Услышав такое, дядя Миша наверняка грустно усмехнется, покачает головой и промолчит.
Он, кажется, тоже ко мне проникся и с каждым годом отмечал сильнее. Не стал песочить при всех – можно принять знаком новой ступеньки. Начав с самых низов, я без всяких поблажек добрался за эти годы до третьей позиции в конторе (если считать меня с Казаряном в уровень). Ну, ладно, не с самого низа и не без поблажек, но просто не было.
Именно на меня переляжет забота о семье, случись что с дядей Мишей. О жене, сухонькой, интеллигентной и совершенно беспомощной Софье Олеговне, о бестолковом сыночке Аркаше, успевшим вынюхать и прокурить к сорока невеликий мозг, о дочке Ире с ее виолончелью и придурком мужем-фаготом (очевидным всем, кроме жены, гомиком; если же даже, крайне маловероятно, про гомика я заблуждаюсь, то уж с придурком никаких сомнений быть не может). Я могу считаться членом семьи только в некотором роде, но, кроме меня, передать дела совершенно некому. Аркаша, если ему верить, что-то среднее между продюсером, актером и режиссером в Болливуде, а если говорить сколько-то серьезно, бездельник и тусовщик, годный исключительно пополнять кассы ночных клубов Мумбаи и поднимать оборот тамошних наркодилеров. Ира, хрупкое создание, выросшее в теплице из папиных денег, ограждавших от жестоких джунглей петербургского музыкального образования. Она много лет пиликает в каком-то заштатном оркестрике Гааги, лечит слабые нервы и многочисленные, но сомнительные недуги. Ее жизненных сил не хватает ни на музыкальную карьеру, ни на расставание с придурком-фаготом, ни даже на материнство. И Иру, и Аркашу можно представить у руля компании разве что в наркотическом кошмаре. Хотя наркотические кошмары как раз по аркашиной части.
– Коля. Тут такое дело, – он вздохнул, поморщился и ущипнул не до конца поседевшую бороду.
Я знал дядю Мишу почти двадцать лет, за которые он совершенно не переменился. Все эти годы дядя Миша кряхтел, вздыхал, морщился и казался на первый взгляд стариком, потерявшим вкус к жизни, деньгам и победам. Грубая ошибка, подводившая многих. На самом деле он был быстр, крепок и безжалостен. По женской же части неутомимый любитель и шалун. Мы, разумеется, никогда этого не обсуждали, но трудно сохранять секреты, живя, по сути, в одном доме, пользуясь общей прислугой, охраной и водителями, особенно охраной и водителями. Обрывки разговоров тут, несколько невинных вопросов там, пристальный взгляд на известные разделы корпоративных расходов, и картина очевидна до подробностей.
Я был готов к порке, составив уже защиту с элементами покаяния.
– Мне звонил Валера, ну, этот, из партии.
Оставалось надеяться, что облегчение не очень заметно отразилось на моем лице.
– Я сказал, что приболел, видеть уже не могу эту харю. Договорились, что ты подъедешь. Послушай, какого ему надо, хотя, точнее, на что и сколько.
– Конечно, сейчас же перезвоню, – я с облегчением поднялся.
– И вот еще, – окликнул он меня в дверях, – насчет кранов, ну, четырехсотых, повнимательней, Коля, надо, повнимательней.
Валерий Дмитриевич Зябликов, член координационного совета и заместитель главы аппарата партии Демократического прогресса Российской Конфедерации, готов был принять меня незамедлительно. По правде сказать, я, как и дядя Миша, терпеть его не мог. Старый мерзавец, скользкий и совершенно бесстыжий.
