Под весом скопившегося за ночь метрового сугроба старая дверь, грубо сколоченная из неошкуренных сосновых досок, неохотно вдавилась внутрь хижины. Сквозь образовавшуюся щель в помещение начал просачиваться холод. Первой на пути бывалого, чуждого всякой жалости убийцы встала пара потрепанных волчьих шкур, свисавших с потолка сразу за порогом. Однако не знающая усталости стихия быстро нашла бреши в такой обороне. Несколько минут спустя ее ледяной туман уже полз по мощенному бревнами полу.
Маленькая, сложенная из необработанного камня печь не представляла для мороза никакой угрозы. Жалкие останки пламени, из последних сил ютящиеся в ней на практически осыпавшихся в пепел, побелевших углях, едва ли могли обогреть клопа, что уж говорить о спящей неподалеку, ни о чем не подозревающей жертве. Тонкие холодные щупальца не спеша потянулись к ее ногам, до бедра спрятанным в грубых, сделанных мехом наружу сапогах из шкуры северного оленя. Затем они начали нежно поглаживать двухслойную меховую куртку и места, где к ней прилегали варежки, в поисках любой мельчайшей щелки. Следом слегка коснулись бледного лица, сокрытого в глубоком капюшоне, а после в один вдох наполнили легкие сони.
Слабый кашель вырвал мальчишку из тяжелых сновидений, вернув его в не менее неприветливую реальность. Резким движением разомкнулись веки, разделив слипшиеся под тонким слоем инея ресницы и открыв выразительные серые глаза. Лицо паренька имело приятные, но порядком исхудавшие черты. Густые, угольного цвета волосы, остриженные, по всей видимости, тупым ножом, хаотично застилали лоб. Ниже располагались не менее черные брови, по толщине не уступающие указательным пальцам. Пухлые губы, как и щеки юнца, еще не обзавелись бородой, их пока украшали лишь одинокие светлые волоски.
Неохотно, будто бы со скрипом, мальчишка встал на ноги, исполнив затем весьма своеобразный и совсем неуместный танец. Нет, он не был заядлым любителем поплясать, просто таким образом парень разогнал кровь по остывшему за ночь организму, хоть немного его прогрев. Ростом, к слову, юноша был примерно метр шестьдесят, а в плечах едва ли набирал пятьдесят сантиметров, но даже такому человеку в этой хижине было слегка тесновато. Когда он жил здесь с родителями, нехватка места, конечно, ощущалась еще сильнее, однако в те времена его будила нежная материнская ладонь, а не ледяное касание севера.
Проснувшийся желудок парнишки жалобно заскулил, намекая об острой необходимости чем-то его заполнить. Благо завтрак, приготовленный еще вчера вечером, уже ждал счастливчика возле печки. Сегодня, как, в общем-то, и в любой другой день недели, в качестве утренней трапезы выступало небольшое глиняное ведерко уже остывшей талой воды. Досыта напившись, юноша закинул на плечо веревку из сыромятной кожи и начал выбираться наружу. Метровую дверь, почти до самого верха засыпанную снегом, пришлось открывать вовнутрь хижины, а затем разбираться с последствиями столь отчаянного решения.
Провоевав со стихией около десяти минут, парень наконец оказался снаружи. Погода была так себе. На землю падал рассеянный слабый солнечный свет, совершенно не приносящий с собой тепла. Тяжелые темно-серые тучи, будто бы налитые свинцом, летели так низко, что, казалось, в любой момент могли свалиться с неба, а ледяной ветер порывами гонял по сугробам свежевыпавшие снежинки, приметая их к стенам и дверям деревенских хижин.
Местная архитектура выглядела крайне скромно и однообразно. Низкие покосившиеся срубы* домов, наполовину закопанные в землю, едва выглядывали из-под снежных завалов. Окон в них не было, только тонкие печные трубы да маленькие, можно сказать, мышиные дверцы. Халупы стояли небольшими островками почти впритык друг к другу, словно пытались таким образом согреться. Жившим же в них ныне людям понятие взаимопомощи было чуждо.
