Владимир Буев начинает своё авторское предисловие к совместному сборнику с Виталием Пухановым, построенному по принципу: оригинал – пародия, с истории, как на странице поэта в Фейсбуке1 увидел вывешенную Пухановым пародию на себя самого. Комментарий к этому посту был таков: «подражание, пародия – наивысшая награда автору при жизни». С этого всё и началось. Итогом этого «началось» и стала книга, которую читатель держит в руках.
Надо сказать, Пуханов и Буев очень подходят друг другу. Поэт, авангардист (по нашим временам очень умеренный), с ярко выраженным чувством юмора и не чуждый самоиронии, любящий, как теперь говорят, «постебаться» над читателем. И пародист, старающийся по возможности не обижать автора, но тоже не прочь «приколоться». И вот, что у них получается:
Виталий Пуханов
Мы хлам любили, берегли.
К нему нас приучали с детства.
Его, как пядь родной земли,
Передавали по наследству.
Куда его? Когда его
Любили бабушка и мама!
И он надежнее всего:
Не к праху прах, а хлам от хлама.
Владимир Буев
Коль хлам любил кто и берёг
И коль к нему приучен с детства,
Коль ветхий хлам твой столь убог,
Хватай ещё и хлам соседский.
И вместе с личным хламом детства
С хламьём от бабушки и мамы
Отдай потомкам по наследству
Для продолженья этой драмы.
Поэт-авангардист иронизирует над одной из въевшихся в плоть и кровь многих россиян привычкой хранить старые вещи, автоматически причисляемые к семейным реликвиям вне зависимости от принадлежности, ценности и даже воспоминаний, с ними связанных. За что этот хлам любили бабушка и мама? Пуханов не обращает внимания на этот вопрос: любили, и бог с ним. Автор фактически призывает отказаться от семейного хлама, выделиться из семьи и начать жизнь с чистого листа. Типично модернистский подход к жизни, пусть и сильно смягчённый: сто лет назад поэты-модернисты призывали сбросить с парохода современности куда более серьёзные вещи. Хотя, будем честными, Виталий Пуханов никак не конкретизирует, что именно он подразумевает под понятием «хлам». Вдруг там не только старые фотографии, чашечки или салфеточки, но и что-то более серьёзное.
Владимир Буев с удовольствием использует идею поэта, переворачивая её с ног на голову. Если лирический герой Пуханова размышляет о ненужности хлама, передающегося по наследству, то пародист выступает под девизом: «Больше хлама хорошего и разного!», предлагая прихватить ещё что-нибудь соседское. Да, конечно, много хлама – это драма, но зато как прикольно.
Или вот кое-что из жизни нижнего белья:
Виталий Пуханов
Носки простую жизнь живут.
В стиральном жерле исчезают.
Их под шумок семейных смут
Пододеяльники съедают.
Носки лежат и там, и тут,
По комнатам друг друга ищут.
И счастливы, когда найдут!
Здесь черный никому не лишний.
Всего не знаешь наперед.
Потертый, но еще не старый,
В шкафу носок живет без пары,
Он все надеется, все ждет.
Владимир Буев
Носки простую жизнь ведут,
А у трусов она покруче.
Бывает и такой маршрут:
Всей в наволочку влезут кучей.
Трусы мужские тут и там.
А коль бобыль, то вперемежку
По комнатам устроят (срам!)
С трусами женскими пробежку.
Но коль бобыль совсем одрях
И коль в тираж вчистую вышел,
Трусы протёртые (в щелях)
Очередных не ждут интрижек.
Думается, каждый, кто стирал носки в стиральной машине, сталкивался с тем, что после стирки их может оказаться нечётное количество, а при чётном количестве обнаружатся минимум два носка от разных пар. Такие носки даже называют порой носками Джона Сильвера, имея в виду, что в дом, видимо, приходил одноногий пират, либо оставивший свой носок, либо, наоборот, забравший один носок себе.
Виталий Пуханов даёт носкам чисто человеческие свойства: они ищут друг друга, ждут и надеются. Типичные лирические герои, даром что не люди.
Владимир Буев опять-таки переворачивает ситуацию. Его предметы нижнего белья, а к носкам присоединяются ещё и трусы, уже не лиричны, а фривольны. Поэт рассказывает нам бельевую историю с лирической улыбкой, пародист – с саркастической ухмылкой. Читатель может выбрать, что ему ближе.
Не будем утомлять читателя, решившего обратиться к этой книге, подробным пересказом того, что он прочтёт сам. Ограничимся краткими отрывками:
Виталий Пуханов
Как поэтично умер Блок!
Он задохнулся, словно рыба,
Сломался, как станок,
И выбыл,
Не нажимая на курок.
Владимир Буев
Поэзия – любая смерть.
Поэта смерть вдвойне лирична!
Закопан коль в земную твердь,
Отлично!
Ибо круговерть…
Взгляд поэта Пуханова на смерть поэта Блока идёт от известных слов самого Блока в речи посвящённой Пушкину: «И Пушкина тоже убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха. С ним умирала его Культура». Этот взгляд сейчас популярен, хотя известно, что Блок умер от голода и цинги, окончательно добитый отказом советского правительства отпустить его на лечение в Финляндию. Но такая смерть Пуханова не устраивает, для него цинга и голод – привходящие обстоятельства, а он называет основную, по его мнению, причину.
Не будем спорить с автором: в конце концов, ему важна поэтичность смерти Александра Блока.
Владимир Буев в своей интерпретации этой темы (именно интерпретации, а не пародии) опирается на совершенно иной тезис: поэзия и смерть всегда связаны, а смерть поэта всегда лирична.
