В конце вечера памяти Довлатова в Доме писателя на сцену Белого зала вышел пьяный человек, сел на стул и, щурясь в зал, с трудом выговорил:
– Да, было время… Мы с Серёжей таились по кабакам…
Мой приятель нордического типа – высокого роста, блондин, глаза голубые. Играл в волейбол, не пил. Для меня он всегда был олицетворением физического и морального здоровья.
Потом с ним что-то стряслось, попросту говоря, крыша поехала – непонятно, от чего. Стал слышать голоса. Все неприятности, с ним случавшиеся, приписывал козням неведомых врагов – то в темной подворотне трубу подложили, чтобы он споткнулся и вывихнул ногу, то еще что-то в том же роде.
В итоге несколько месяцев провел он в знаменитом «скворечнике» – психиатрической больнице им. Скворцова-Степанова. Вроде подлечили, но в глазах всё равно какой-то нездоровый блеск остался.
По выходе из больницы он бросил спорт, нигде не работал и сошелся с немолодой крупной девушкой, бойцом военизированной охраны. Характер у нее, говорит, добрый.
Увидел как-то раз у него зачитанную книгу Довлатова.
– Нравится? – спрашиваю.
– Да, – отвечает, – оттягивает…
«Чем меньше в вещи частей, тем она прочней» – первая строка стихотворения маститого автора в «Новом мире». Вполне может употребляться вместо хрестоматийного «Шла Маша по шоссе и сосала сушку».
Поразительная поэтическая глухота! Анна Андреевна своего литературного секретаря, думается, не одобрила бы.
«Кому быть живым и хвалимым…»
Некогда советский критик по фамилии Федь примерно так писал о Бондареве: дальше излагать, мол, сил нету, сердце от восторга щемит… Некоторые новые критики Федю немногим уступают.
Читаю: книга такой-то – шедевр. Приведенные цитаты свидетельствуют о наблюдательности автора и бойкости пера, но для «шедевра» этого всё же маловато.
Такому-то наверняка дадут нобелевку (без всякой иронии). Посмотрел – «игровая» литература, читывали и поискуснее.
И задумаешься – может быть, лучше уж «ругательная», чем комплиментарная…
Заметил интересную особенность: стихи молодой поэтессы М. отдельно от ее фотографии, всегда печатаемой тут, при них, сами по себе как бы не существуют. Хотя все необходимые поэтические «примочки» в них имеются.
В статье о «молодой поэзии» Петербурга читаю:
«Примерно с 2003 года стихи поэтессы Д. стали как будто более мягкими и спокойными. Может быть, это потому, что у Д. родилась дочка…»
Следует, видимо, так понимать, что еще пара удачных заходов – и стихи Д. совсем размягчатся и успокоятся, в идеале сойдут на нет.
Конец ознакомительного фрагмента.
