Моим любимым женщинам, которые воспитывали меня с самого детства – маме, Реснянской Алине Ивановне, и бабушке, Пугиной Людмиле Александровне
Моему отцу, который пришёл в нашу семью в тяжёлое время и сделал мою маму вновь счастливой – Реснянскому Сергею Генадьевичу
Моему покойному дедушке, который заложил во мне фундамент мужчины – Пугину Ивану Васильевичу
Моей любимой красавице – Иве
Левиной Владе Владимировне, раз я тебе пообещал
Стивену Кингу и его шедеврам. В особенности – «Противостоянию», вдохновившему меня на написание этой книги
И отдельно посвящается Петровой Екатерине Александровне, подарившей нам всем такого замечательного персонажа – Катю. Она вдохновляла меня все пять месяцев, что я писал книгу, и всегда поддерживала меня
Я это сделал, Кать
Твоя улыбка – лучший мотиватор
– Красивый город, правда? Только взгляни на эти огни!
Ветер ничего не ответил Алексею. Он лишь холодными пальцами прошёлся по чисто выбритому лицу и ласково взъерошил волосы. Воздух пах свежестью – такой, какая наступает в городе только ночью, после того, как большинство жителей смыкает глаза. Вообще ночью тонкую грань мира прорезает магия, которую вдыхают поэты, когда пишу стихи, втягивают в лёгкие художники за созданием картин и выкашливают маньяки, возбуждённые тем, что им наконец удалось поймать жертву. Город пестрил контрастами, добро и зло растворялись в свете фонарей и сливались в нечто единое, целое, похожее на огромное каменное сердце, находящееся, конечно же, под Дворцовой площадью.
– Я остановлю его, вот увидишь. Я стану свидетелем последнего удара этого сердца.
На красивом лице, не лишённом мужской эстетики, расплылась тёплая улыбка счастливого или почти счастливого человека. Под тёмными глазами на щеках появились ямочки, и от подобной улыбки растаяли бы многие женщины, если б сквозь зубы не сочилась смесь слюны с чужой кровью, запачкавшей всю нижнюю половину лица. Из-под верхней губы выглянули клыки, показались зубы, и теперь луна освещала уже не улыбку, а звериный оскал. Глубоко в груди, под крепкими рёбрами, зарождалось тихое рычание. Алексей чувствовал вибрацию внутри своего тела, чувствовал, как она волнами пробегает под кожей и бьётся о кости, возвращаясь к мышцам слабым электрическим зарядом. Алексей чувствовал внутри себя жизнь. И как же это приятно! Свежий воздух заполнял собой альвеолы, в венах бурной рекой протекала кровь, а суставы – все до единого! – двигались так, будто их только-только смазали. Крепкое тело… Наконец-то крепкое тело… А самое главное – мужское.
Он заработал себе ещё одну жизнь, чтобы продолжить отбирать чужие.
– Это красивый город. – Голос звенел подобно лучшей в мире мелодии, приятный бас ласкал уши, а осознание того, что он принадлежит тебе, грело то, что люди называют душой. – Это город ночи, а не дня. Я бы переименовал его в Луноград или Мунсити. Чертовски красивая луна!
И ведь правда, луна сегодня напоминала женщину, впервые вышедшую на свидание после декрета. Как только эта мысль пронеслась в голове Алексея, на его лице вновь засияла улыбка – в обрамлении чужой крови, безумно вкусной после долгого перерыва. От карих глаз, глубину которых можно сравнить с Марианской впадиной, отражался круглый серебряный диск, плавающий в небе, усеянном звёздами. Тысячами, миллионами звёзд. Они равнодушно взирали на Землю, на её жителей, оставались холодными ко всем событиям, что происходили в эту ночь на петербургских улицах. Как бы сильно поэты не хвалили звёзды, последние не изменяли своему безразличию и в самые тёплые ночи светились так же холодно, как и в самые морозные, тёмные, бессонные. Звёзды мертвы, это люди наделяют их жизнью, видят в их сиянии то, что хотят видеть, восхищаются ими, хотя тем всё равно.
Но не всё равно Алексею. Он стоял на одной из крыш жилого дома Петербурга (из тех, что строились ещё в Империи) и смотрел на простирающиеся внизу дороги, напоминающие вен огромного существа. И да, он слышал биение сердца города. Чувствовал его каждой клеточкой тела, вдыхая свежий ночной воздух, пропитанный магией и легкомыслием. Да, именно с приходом луны люди становятся легкомысленными. Поэтому всё произойдёт ночью, чтобы жёлтое сияние растворялось в свете уличных фонарей. А звёзды…звёзды всё так же будут равнодушно смотреть вниз. И только одна – одна-единственная – отличиться среди остальных.
– Санкт-Петербург… – медленно сказал Алексей, чётко выговаривая каждую букву. Словно он пробовал слово на вкус, облизывал его, изучал. Вдали на фоне почти чёрного неба в лунных лучах поблёскивал купол Исаакиевского собора – символа этого города, шедевра архитектуры. – Знаешь, мне здесь нравится, правда. Почти как дома, только здесь меня ещё не знают. Совсем, совсем не знают.
Ветер опять промолчал и в ответ лишь встрепал полы длинного светлого пальто, в котором был Алексей. Его волосы тонули в густой черноте, а скулы слегка проступали под кожей; казалось, его лицо было идеально-симметричным, слишком выточенным для человека. И только засыхающая кровь выдавала в нём хищника. Воздух прорезали автомобильные гудки, звяканье колокольчиков, повешенных при входе в кофейни, гул прохожих и рычание моторов сотен, сотен машин, мчащихся внизу и сменяющих друг друга. Все эти звуки смешивались в единое целое, и именно из них выливалось биение огромного сердца города.
