Разбудил меня шум дождя. Настырная трель бьющихся о стекло капель заставила открыть глаза.
Надо мной нависал некогда белый потолок. Но сейчас краска рассохлась, образовав темные трещины, что обтекали давно не мытые трубчатые лампы, из-за чего помещение выглядело запущенным.
Повернув голову, я наткнулся взглядом на стоящий рядом со мной штатив от капельницы.
Специфический запах хлорки и лекарств дополнил картину, подтвердив догадку о больничной палате.
Помимо моей здесь стояло еще три кровати, но, судя по голым металлическим сеткам и пустым тумбам, в палате я был единственным пациентом.
Дальше взгляд зацепился за дверь. Та была приоткрыта, и до меня из коридора периодически доносились голоса.
«Все-таки угодил в больницу», – констатировал я.
Последнее из того, что помню, – мы с Головачевым садимся в служебную машину нашего следственного отдела.
Когда я, подписав заявление и протокол, вышел из кабинета Решетникова, в коридоре меня ждал только мой непосредственный начальник. Он отмеривал шаги в одиночестве и при моем появлении принялся выговаривать мне за заслуги: мол, ночью надо спать дома, а не шляться по городу, беспокоя начальство, у которого от нового сотрудника лишь проблемы да головная боль.
Еще на лестнице у меня началась одышка, когда же мы с Головачевым залезли в салон автомобиля, меня начал душить кашель, а грудь сдавило от боли. Дальше я слышал лишь скрип тормозов и мат подполковника, ощущал резкие развороты, как автомобиль набирает скорость и вновь тормозит, затем меня куда-то потащили, после покатили, и в завершение я очнулся в этой палате.
Прислушался к своим ощущениям, но, кроме дискомфорта в груди и заполненного мочевого пузыря, ничего критичного не обнаружил.
Сбросил одеяло, пошевелил конечностями. Боль отдалась лишь в грудной клетке, но была терпимой, так что я решил продолжить. Кое-как уселся – мешало головокружение.
Оглядел себя. На ногах штаны от поношенной пижамы, вместо пижамной рубашки – накрученные на грудь бинты. Тапочек под кроватью не нашлось, но деревянный пол не особо студил босые ноги, и я отважился на вылазку. Вот только, поднявшись с кровати, я едва не свалился обратно. Ощутимо пошатывало.
Пришлось воспользоваться помощью штатива. Выкатил эту хреновину за порог и побрел в самый конец коридора, где обычно в таких заведениях находится туалет. Тут главное не ошибиться с выбором направления, иначе рискуешь плестись через весь коридор в обратную сторону. Я взял верное и оказался в санузле, где помимо туалетных кабинок располагались еще и душевые. Судя по звуку льющейся воды, по крайней мере, одна из них сейчас была кем-то занята. Но мне следовало взять левее, к кабинкам.
– Что за… – выругался я.
Штатив наехал на преграду, а я чуть не навернулся. На полу лежали тапки. Их-то мне и не хватало. Пол в санузле, в отличие от коридора и палат, был выложен кафелем, отчего ноги уже замерзли.
На обратном пути меня спалили.
– Больной, вы почему встали?! – Передо мной возникла пышущая здоровьем молодая женщина. Ее объемные формы стягивал белый халат.
Пришлось отвести взгляд. Пока было не до них.
– Я не совсем встал, – выдавил улыбку и кивнул на штатив.
– Эта штука для капельницы, – строго заметила медсестра, колыхнув бюстом.
– Это многофункциональная штука. – Отвечая, я старался игнорировать раздражитель.
– Под кроватью у вас стоит утка, – настырно проинформировала меня женщина.
– Не видел, – соврал я. Сложно было не заметить этот тазик, а еще сложнее было заставить себя им воспользоваться.
– Сейчас же вернитесь в палату! – потребовала медсестра. При этом она подбоченилась, грудь выпятилась, халат натянулся, а пуговицы опасно напряглись.
– Я туда и иду, – отвел я взгляд и покатил штатив дальше.
Только я уселся на кровать, чтобы передохнуть от марш-броска, забравшего у меня все силы, как в палату с криком: «Завтрак!» – вошла еще одна сотрудница госпиталя. На этот раз не такая привлекательная, зато толку от нее было не в пример больше. Она принесла тарелку с кашей, чай в стакане и хлеб с кусочком сливочного масла.
Пребывание в этом времени сделало меня неразборчивым в еде, так что я умял безвкусную и уже остывшую кашу, даже не поморщившись. Предложили бы мне добавки, и от нее бы не отказался.
Спустя полчаса до меня добрался и лечащий врач.
– Так-с, что тут у нас? – деловито начал он осмотр. – Ну и как вы себя чувствуете? – повесив стетоскоп на шею, спросил он.
– Нормально чувствую, – честно ответил я.
– А поподробнее? – не удовлетворился врач.
Он пододвинул единственный в палате стул к моей кровати и с удобством на нем расположился. Лет за пятьдесят, на голове уже полно седых волос, глаза живые, смотрят профессионально участливо.
– В груди болит, и голова кружится. – Я еще минуту поразмышлял, прислушиваясь к себе. – Вроде всё.
– У вас, молодой человек, серьезная травма – перелом ребер, а вы, как я понимаю, рекомендацию врача не выполнили, отсюда и осложнение. – Теперь он смотрел на меня с укором.
– И долго мне здесь лежать? – задал я вопрос, никак не прокомментировав высказанную мне претензию.
– До конца недели точно. Будем вас наблюдать, – обрадовал он меня. – Вам прописан постельный режим, а судя по тому, в каком состоянии вас вчера ночью привезли, самостоятельно вы его соблюдать не в состоянии.
