Агонизирующая боль в зубах, и я, балансируя на переднем колесе велосипеда, едва уворачиваюсь от дерева. Удар, кувырок, тишь. Азартная, конечно, это игра – спускаться в овраг наперегонки. Одно неверное движение руля – и всё: очередной окровавленный безумец плетется домой восстанавливать велосипед и нижнюю губу. Но, мне везет. Пролетев в сантиметре от дерева, я переворачиваюсь в воздухе и падаю в какой-то чудовищного вида кустарник. Велосипед пролетает надо мной и приземлятся ниже. Повезло.
«Юра! – с жутким криком ко мне несется Настя; ее сильные, оттененные голубоватым подолом икры остервенело раздвигают кусты. – Ты как?» Пока другие ребята еще спускаются по склону, она, раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, уже склоняется надо мной. Близко. Так близко, что я чувствую жар ее учащенного дыхания. «Юра?» – в ее восхитительно глубоких глазах читается озабоченность. Я отвечаю, что всё нормально и пытаюсь сесть. Мне, к слову, требуется немалая сила воли, чтобы оторвать взгляд от ее чуть приоткрытых влажных губ. Но, рядом уже подбегают ребята.
«Не ушибся?», «Вот это спуск!», «Велик цел?» и прочие бессмысленные выкрики изливаются в мою честь, а меня не покидает мысль: как вышло, что за всё это лето я так ни разу и не обратил внимания на Настю?
***
Приехал я в этот поселок, как и большинство моих товарищей, в самом начале лета, отдохнуть от городской суеты и, главное, позволить родителям в однокомнатной квартире отдохнуть от меня. Тихий зеленый уголок практически в центре России поначалу пугал меня отсутствием интернета и горячей воды, но взятый из города внушительного вида горный велосипед и огромное желание избороздить на нем окрестные лога быстро обеспечили мне буйную компанию. Вставая намного позже рассвета, выпив теплого еще молока и умывшись холодной, как лед, водой, каждый из нас садился на велосипед и ехал к единственной в поселке ровной площадке, гордо именуемой площадью имени Ленина. Не то, чтобы на площади было что посмотреть. Но с нее, зажатой между магазином и зданием администрации, можно было отправится куда угодно. Вот и сегодня поднявшись ближе к полудню я отправился туда же.
***
Сидя в траве и ожидая, когда мир перестанет раскачиваться из стороны в сторону, я мог только удивляться тому, с каким напором тихая, с виду, Настя командовала ребятами. Только и слышались ее уверенные выкрики: «Принеси то!», «Сходи туда!». И, что было особенно удивительно, ребята ее слушались. Пока я пытался разобраться в собственных чувствах, а особенно в чувстве собственного равновесия, кто-то принес холодной воды, и Настя, присев рядом со мной, стала протирать моё исцарапанное лицо смоченным в ключевой воде платком. Теплые пальцы и ледяная вода на летней жаре быстро привели меня в чувство: я сфокусировался на ее аккуратной, плотно обтянутой тонким платьем груди.
«Ты идти сможешь?» – закончив с лицом и придерживая за плечо, всматривалась мне в глаза Настя. Я поднял взгляд выше, до уровня ее губ, и попытался ответить что-то бодрое. Видимо, получилось не убедительно, ибо Настя вызвалась проводить меня домой. Ребята, довольные тем, что никому из них не придется тащить на себе ни меня ни мой велик, вновь побежали к месту старта.
Бордо подняться и зашагать к дому у меня не получилось. Хотя голова и кружилась теперь меньше, покачивало еще существенно. Так что я был крайне благодарен Насте, не просто взявшей мой велосипед, но и предложившей опереться на ее плечо. Такой вот компанией – Настя в центре, а я и велосипед по флангам – мы и отправились в поселок.
Не знаю, как там насчет велосипеда, катящегося под Настиным чутким руководством, а мне уже через пять минут ходьбы по высокой некошеной траве стало невмоготу. Я предложил Насте немного передохнуть. Равновесие уже почти вернулось, но, похоже, привело с собой еще и здравый смысл, ибо я внезапно осознал, как близко разминулся на спуске с тем деревом.
Кстати, о деревьях. В большинстве сельских поселений, где мне доводилось бывать, все окрестные лога стоят почти голые – деревья активно вырубаются на дрова. Но в этом поселке находится приличная пилорама и кривые деревья в логах не трогают. Поэтому тропинка, поднимающаяся к поселку, обрамлена своего рода скамейками из упавших во время урагана раскидистых стволов. Большинство из них отполировано едва ли не до блеска тысячами садящихся на них штанов и юбок.
Выбрав одно из наиболее удобных бревен, мы втиснулись между его ветвями. Дерево образовывало что-то вроде небольшого диванчика с подлокотниками, но без спинки. Главное же достоинство места – это вид, открывающийся на стоящий впереди холм. Не тот, с которого только что скатился я, а высокая, заросшая курчавой порослью возвышенность. Почти гора, только без скальных выходов.
На бревне довольно узко, и Настя плотно прижата ко мне. Сквозь ткань штанов я бедром чувствую, где заканчивается край ее задирающегося под напором ветра подола. Ветер нам в лицо, и распущенные волосы Насти смотрятся, вероятно, весьма впечатляюще. Не знаю. Настя, подставив лицо ветру, что-то рассказывает о возвышающемся вдали холме. Я же стараюсь не подавать вида, что зачарован зрелищем более близким: ветер то и дело приоткрывает место, где у Настиных ног заканчивается загар и начинается светлая, чуть розоватая полоска кожи.
