Два, может быть, самых могущественных человека в этой России встретились для частной беседы в один из предновогодних дней. Дом в центре Москвы, на углу Трубной площади почти скрывала завеса снегопада. Свистящий вдоль бульваров ветер раскачивал черные ветви столетних лип. Непогода прогнала с улиц пешеходов, да и немногочисленные автомобили пробирались сквозь метель с осторожностью, светя фарами и часто сигналя.
Тем уютнее было в комнатах. Уютнее и словно безопаснее, как если бы толстые стены защищали не только от разгула стихии, а вообще от превратностей внешнего мира. Зеленые с золотом изразцовые печи-голландки в большой гостиной излучали сухое тепло. Настоящие дровяные печи, с приставленными для их обслуживания истопниками, что мог себе позволить только очень богатый человек. Остальные обходились электричеством.
– Ну и что мы со всем этим будем делать, Валентин Петрович? – спросил генерал Суздалев, сопредседатель клуба «Витязи Отечества» и Верховный координатор всех религиозных организаций России, у сидящего в соседнем кресле адмирала Маркина, начальника Службы безопасности Космофлота.
Спросил и выключил большой трехсекционный, как церковный складень, экран. Прекратилось мелькание сменяющих друг друга документов, видеосюжетов, схем и графиков, поясняющих и обобщающих разнородную информацию.
– Вы меня пригласили, вам на этот вопрос и отвечать, – слегка улыбнулся адмирал, вытягивая ноги и движением плеч разминая затекшую спину. Больше двух часов они внимательно изучали материалы, добытые и подготовленные сотрудниками подчиненных им ведомств.
Встретиться в качестве невольных союзников, даже, пожалуй, подельников и соучастников, их заставили достаточно невероятные, моментами абсурдные события последних недель.[1] Суздалев как человек, уже знакомый с людьми – выходцами из параллельной реальности, отнесся к встрече с Александром Ивановичем Шульгиным, «Великим магистром» «Андреевского братства», достаточно легко. По крайней мере особого дискомфорта она у него не вызвала. В сравнении, скажем, с деформацией пространства-времени в окрестностях Селигера.
Маркину, поставленному перед трудно поддающимся осмыслению фактом буквально только что, пришлось труднее.
Один из первых людей на Земле, достигший звезд, полжизни прослуживший пилотом, уже десятый год руководящий галактической разведкой и контрразведкой, был не то чтобы растерян или обескуражен, но выведен из равновесия.
Не подлежащий сомнению факт наличия «на расстоянии вытянутой руки» еще одной Земли, еще одной России, хронологически отстающей от здешней на сто тридцать лет, но в чем-то ее значительно опережающей, прозводил едва ли не шоковое впечатление. Внешне он этого не показывал, но в душе ощущал, что такое потрясение основ даром не прошло.
В дальнем космосе адмиралу приходилось встречаться с разными непонятностями, в том числе и с теми, что описал в своих якобы фантастических рассказах воспитанник и младший товарищ Игорь Ростокин. Так на то он и дальний космос. А вот чтобы нечто подобное самым будничным образом случилось на освоенной, ухоженной, мирной в своей цивилизованной части Земле!
Вдобавок гость из прошлого самым неделикатным, пожалуй, даже грубым образом показал Валентину Петровичу, насколько люди его мира превосходят нынешних землян и в психологической, и в профессиональной подготовке. Это же только представить – всего один, отнюдь не выглядевший сказочным богатырем человек с грустным интеллигентным лицом сумел разделаться с целым отделением особо подготовленных космодесантников, а самого адмирала фактически захватил в плен, обставив эту акцию, впрочем, до предела гуманно.
На следующий день и Маркин, и Суздалев получили от Шульгина личные послания, доставленные совершенно непонятным способом в сверхзащищенные личные почтовые ящики. Это выглядело примерно, как если бы в известные читателю времена товарищ Сталин обнаружил в собственном сейфе, ключа от которого не имелось даже у Поскребышева, адресованное ему письмо. Независимо от содержания этот факт вызвал бы, как принято выражаться у журналистов, «непредсказуемые последствия».
Содержание писем тоже было интересным. Суть посланий, опуская всякие дежурно-вежливые слова и извинения в причиненном моральном ущербе, сводилась к тому, что прекрасный мир две тысячи пятьдесят шестого года стоит перед угрозой вселенского масштаба. Возможно ли ее предотвратить или нет – неизвестно, Но в любом случае следует немедленно привести все имеющиеся в распоряжении России, а лучше – всего цивилизованного человечества, вооруженные и научные силы в состояние повышенной боеготовности.
При этом суть самой угрозы практически не раскрывалась. Говорилось только о том, что «Селигерский инцидент» может повториться в планетарном масштабе. Кроме того, не исключается вторжение в их мир враждебно настроенных существ нечеловеческой, или не совсем человеческой, природы. В качестве первой оборонительной меры Шульгин советовал обоим адресатам незамедлительно встретиться для согласования позиций, а лучше – для заключения пакта о взаимной помощи между ними лично и их ведомствами. Со своей стороны, Александр Иванович обещал всю возможную помощь, но с не вселяющей оптимизма оговоркой: «Если сами будем живы».
