Вот Рождества чудесный миг,
И крестный Дроссельмейер
Игрушки дарит нам свои,
Но трогать их не смеем.
И замок заводных людей,
Где дети, мама, папа,
Мы только можем разглядеть
На верхней полке шкапа.
Зато солдатиками Фриц
Играет как угодно
И кукол можно нарядить
И накормить свободно.
Вот их и ждем на Рождество
Сильнее всех подарков.
И целый год мы ждем его,
Украсим ёлку ярко.
Здесь куклы новые Мари,
Здесь новые гусары.
Свободно каждого бери,
И каждый лучше старых.
Одна игрушка в стороне
Стояла одиноко,
Но всех она милее мне
Под елкою высокой.
Пусть и большая голова
И тоненькие ножки,
Зато теряются слова
При взгляде на сапожки.
Так щегольски они блестят
И доломан лиловый,
И весь Щелкунчиков наряд
Красивый, яркий, новый.
Его Щелкунчиком зовут,
Он всем орехи колет,
Не почитая то за труд.
Ему совсем не больно.
«А вот такое по зубам
Маришину любимцу?
Ему орех побольше дам!»
Кто помешает Фрицу?
Щелкунчик уж в его руках,
Перечить не осмелясь.
Орех огромный в зубы – крах!
И поломалась челюсть.
Немедля бедного Мари
Прижала нежно к сердцу
И так качала до зари,
Закрывши в спальне дверцу.
На утро починил его
Наш крестный – он искусник.
Прошел Сочельник, Рождество.
Щелкунчик тих и грустен.
Здесь и советник не помог
Со всей своей наукой.
Мари не верит в то, что мог
Родиться мальчик куклой.
Наверно, путь ему другой
От Неба уготован
И просто ведьмою он злой
На время заколдован.
Пусть снова взор его горит
И щеки заалеют.
Чтобы спасти его, Мари
И сна не пожалеет.
Сияет циферблата круг,
И в ночь перед Крещеньем
Мари услышала, как вдруг
Свершилось превращенье.
Ей тихим голосом сказал
Щелкунчик: «Я не кукла»
И в дивный замок свой позвал,
Подав, как даме, руку.
«Король мышей и злая мать
Мышильда-королева
Смогли меня заколдовать,
Но расколдует дева!
Любовь пришла ко мне с тобой,
Святая вера в чудо.
Еще один последний бой –
И снова принцем буду!»
И затрубил Щелкунчик тут
Военную тревогу.
Гусары Фрица побегут
Охотно на подмогу.
А с ними добрый Панталон.
Щелкунчик – молодчина!
И семь корон снимает он
С семи голов мышиных.
К ногам Мари он их кладет
И, преклонив колено,
Ее женой потом ведет
В свой замок несравненный.
18 октября 2019 года
Жил в Багдаде халиф,
Был он очень красив
И имел важный вид,
Его звали Хасид.
А визирь был Мансор
И разумен и скор
И служил властелину Багдада,
Получая за это награды.
Как-то раз у ворот
Драгоценных дворца
Он увидел народ
Вкруг большого ларца.
И, нахмурен и стар,
Продавал свой товар
Там купец, не знакомый им прежде.
И Мансор его кликнул в надежде
Позабавить халифа обновкой –
Редкой тканью, искусною ковкой.
И халиф пожелал
Выбрать лучший кинжал
Из внесенных торговцем товаров
И подобный разыскивал с жаром.
И, найдя что хотел,
Он в углу разглядел
Незаметную сразу коробку.
А торговец, лукаво и робко
Придвигая ее,
Говорил, отдает
Он шкатулку совсем безвозмездно,
Потому что ему неизвестно,
Для чего та безделица служит,
А ему лишний скарб и не нужен.
В ней лежал порошок
И записки клочок
На не ясном халифу наречье.
И спешил удалиться из комнат хитрец,
От зловещей шкатулки избавив ларец
И взвалив свою ношу на плечи.
Все наречья земли
Ведал мудрый Селим.
По приказу халифа его привели
И велели в кратчайшие сроки
Прочитать непонятные строки.
Над запиской склонилась его голова,
И прочел без труда он такие слова
На торжественной древней латыни:
«Ты свой облик изменишь отныне,
Если сей порошок,
Поклонясь на восток,
Ты вдохнешь
И при этом себе изберешь
Зверя некого, рыбу иль птицу,
В коих ты бы желал превратиться.
Будешь знать и язык
Ты всего, что привык
Видеть в небе, воде и на суше,
С каждым часом владея им лучше.
А волшебное слово скажи МУТАБОР,
Но избавь тебя Бог засмеяться с тех пор –
Ты забудешь волшебное слово,
Человеком не быть тебе снова.
Ты останешься птицей иль зверем,
И никто из людей не поверит
На земле до скончания века,
Что когда-то ты был человеком».
Засмеялся от радости юный халиф,
По природе своей был он очень смешлив
И любил он такие затеи –
И Мансор возразить не посмеет
Против мысли отчаянно смелой его
В тот же день на себе испытать волшебство.
«Для чего превращаться,–
Промолвил Хасид, –
В тех, кто движется мало,
Едва говорит
И лишь ищет, чего бы покушать?
Превратимся мы в тех,
Кто танцует, трещит,
Никогда не скучает,
Совсем не молчит, –
Превратимся мы в аистов лучше!»
И немедля Хасидом открыт порошок,
МУТАБОР повторен и поклон на восток –
И на месте Мансора с Хасидом
Птицы две благородного вида.
А в прохладном саду,
На тенистом пруду
Среди плеска, и брызг, и шумихи
Танцевали вдвоем,
Всполошив водоем,
В этот час две больших аистихи.
Был смешным их наряд
И потешным их гвалт,
И вельможных два аиста новых
В той сплошной трескотне
Понимали вполне
Без усилия каждое слово.
Видеть их, не смеясь,
Не способен был князь,
Отвести от них взор
Не способен Мансор.
И смеялись они, позабыв с этих пор
Роковое заклятье свое МУТАБОР.
Что ни делали после две птицы в саду,
Не могли уж поправить ту злую беду
И на крыльях отправились в Мекку,
