В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у него три сына: старшего звали Федором, второго Василием, а младшего Иваном.
Стар уж царь стал и здоровьем плох, и на глаза слеп.
Увидели это братья и решили в тридесятое царство отправится, царю-батюшке яблок молодильных да воды живой привезти.
Слыхали они от добрых людей, что если старику то яблоко съесть – то вмиг помолодеет, а водой тою если умыться – то и с глаз вся хворь сойдёт.
На том и порешали.
Легли спать братья, сил перед дорогой долгою набраться, и только Ивану, младшему самому, не спится.
Все чудится ему, будто голос тихий его со двора по имени зовёт.
Не выдержал Иван любопытства, встал, обул сапоги червоные и во двор вышел.
Полная луна из-за туч выглянула, двор освещает.
Осмотрелся Иван, пусто кругом. Хотел было уже назад воротиться, как тихий голос вновь его по имени кличет.
– Кто ты, сила нечистая, назовись, коль не боишься пред сыном царским, богатырем русским явиться. – кричит Иван, а рука сама к поясу тянется, саблю ищет.
– Не спеши, царевич, за саблю хвататься. Звала я тебя и братьев твоих, да никто из них не пришёл, один ты, Иван, отозвался.
Словно из ниоткуда вышла к Ивану старуха с конём вороным под уздцы.
– За то, что не испугался и в ночи на зов мой вышел, я коня тебе отдаю. Только крепко помни, Иван, что конь этот друг твой верный, храни его близко да в обиду не давай.
Сказала старуха и растворилась в ночи, будто не было её вовсе, а конь стоит, где стоял, посередь двора, на Ивана глазами разумными смотрит. И кажется Ивану, что конь тот, как человек все понимает.
Осторожно, чтобы не спугнуть, подошёл Иван к коню, взял под уздцы и повёл к конюшням царским.
Наказав сонному конюху коня накормить и напоить досыта, воротился Иван в опочивальню к братьям и со спокойной душою уснул.
По утру стали братья в путь-дорогу собираться.
Вышли на конюший двор, выбирают себе коня, уздают узду неузданную, седлают седельце неезженное, берут плетку нехлестанную и только Иван стоит, с конём вороным разговаривает.
– Уж не серчай, друг мой верный, коли правда друг мне. Позволь обуздать тебя уздою неузданною, да оседлать седельцем неезженным, а плетку нехлестанную я дома оставлю. Негоже друзей по бокам хлестать.
Конь смотрел на Ивана, ни слова не молвил, но во взгляде том Иван увидал согласие и обуздал коня уздою неузданной, а плетку нехлестанную, как и обещал, дома оставил.
Собрались братья и выехали.
Ехали они близко ли, далеко ли, низко ли высоко ли, ехали день до вечеру – красна солнышка до закату. И доезжают до росстаней, до трех дорог.
Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись:
«Направо поедешь – себя спасать, коня потерять. Налево поедешь – коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь – женату быть».
Стали братья думать.
– Где женатому быть, ехать надо. – говорит старший Фёдор.
– И то верно, не только яблок молодильных, а и невесток царю-батюшке привезём. – поддерживает его второй Василий.
– Не за тем мы, братья, в путь-дорогу выехали, чтобы невесток царю-батюшке искать. Нечего нам прямо ехать. – спорит младший Иван.
Разбранили братья Ивана, дураком обозвали, и повернули оба на дорогу, где женату быть, а Иван один остался у плиты-камня стоять.
Грустит Иван да размышляет.
"Направо ехать – коня потерять. Куда мне без коня-то, старуха наказала его оберегать. Да и полюбился мне конь этот покладистый.
Налево ехать – коня спасти. Так тому и быть, эта дорога лучшая для меня».
И поворотил он на ту дорогу, где коня спасти – себя потерять.
Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зеленым лугам, по каменным горам, ехал день до вечеру – красна солнышка до закату – и видит у дороги девица сидит.
Могучая с виду, точно скала каменная, но слезы льёт горькие, что дитя.
Натянул поводья Иван, остановил коня своего и спешился.
– По чем слезы льешь, красна девица, уж не беда ли с тобой приключилась какая? Уж не обидел тебя кто ненароком?
Только и успела девица, что голову поднять, а Иван уже в глазах её ясных утонул. Отродясь глаз таких не видывал. Глубже Днепра широкого, синее неба высокого, а ясны как луна полная.
Захотелось Ивану подойти ближе да поцеловать девицу в очи её синие, но не сдвинулся он, подле коня своего стоять остался. Даром, что царевич, без девичья дозволения не мог ничего сделать.
