Наручные часы с будильником пропищали подъем едва слышным, но на удивление настойчивым тоном. Аникин, спавший до этого момента мертвым сном, рывком сел на постели и открыл глаза.
За окном во тьме и тумане плавал отсвет уличного фонаря. В углах комнаты грудились синие тени. Еле слышно урчал холодильник. В соседней комнате, где спали жена и сын, было тихо.
Аникин потер кулаками глаза и осторожно слез с дивана. Старая громадина заскрипела, как корабль в бурю. Аникин чертыхнулся про себя и на цыпочках отошел от опасного места.
Вчера он заявился домой поздно и, чтобы никого не будить, завалился, не раздеваясь, на диван. Теперь он жалел о своем поступке, представив, во что превратился его костюм.
Аникин потихоньку прикрыл дверь в спальню и зажег свет. Стоваттная лампочка под потолком высветила неказистую обстановку, вытертый диван со смятой подушкой, побитый молью ковер на стене, чуть покосившуюся вешалку с верхней одеждой. Он машинально подумал, что стоило все-таки поменять обои, не дожидаясь обещанной отдельной квартиры, – по крайней мере стало бы веселее жить. В глубине души Аникин уже смирился с тем, что именно он должен поддерживать дух усталых путников, но этим умозаключением с женой пока не делился. Женщины таких шуток не понимают.
Аникин посмотрел на часы – было без пяти шесть. Он намеренно не оставлял себе времени на завтрак, потому что бегать поутру с кастрюлями и чайниками на общую кухню, скрипеть дверью и хлопать холодильником было не в его вкусе. Лучше он потерпит немного и позавтракает чем-нибудь на работе. А, возможно, заодно и пообедает.
С улицы донесся гнусавый сигнал автомобильного клаксона. Аникин встрепенулся и снял с вешалки куртку. Он одевался торопливо, опасаясь, что повторный гудок может разбудить жену.
Однако второго гудка и не потребовалось: дверь спальни распахнулась, жена появилась на пороге, щурясь от света и придерживая на груди наброшенный наспех халатик.
– Привет, Галюша! – немного фальшиво произнес Аникин, приглаживая вихры перед настенным зеркалом и посылая жене виноватую улыбку. – Ты все-таки проснулась?
Жена не приняла его улыбки – ее худощавое, немного заспанное лицо казалось очень серьезным.
– Я что-то не поняла, – проговорила она высоким напряженным голосом. – Ты только пришел или уже уходишь?
Аникин натянул на голову кроличью шапку и шагнул навстречу жене, намереваясь заключить ее в объятия. Она увернулась и устремила на мужа строгий взгляд карих глаз.
– Ты не ответил на вопрос!
– Ухожу, Галюша, – покаянно сказал Аникин. – В одно место надо съездить. Вчера у Балчугина в уголовке машину выпросил на три часа…
– Что ты говоришь! – презрительно щуря глаза, сказал жена. – Чтобы ты что-то выпросил… Никогда не поверю!
– Точно выпросил, – пытаясь перевести разговор в шутливое русло, ответил Аникин. – У нас в прокуратуре, как обычно, полторы машины на ходу…
– Алексей! – перебила его жена, скрещивая руки на груди. – Я давно хочу с тобой поговорить… В последнее время тебя почти не бывает дома, поэтому я буду говорить сейчас, хотя это и не лучший момент…
– Только не сейчас! – быстро сказал Аникин. – Ну, некогда, понимаешь? Приду вечером пораньше – я тебе обещаю…
Словно в подтверждение его слов с улицы донесся длинный настойчивый гудок. Аникин развел руками.
– Чего стоят твои обещания! – горько сказала жена. – Ты обещал, что у нас будет своя квартира. А мы живем в этом ужасном общежитии, где тараканы чуть ли не по нас пешком ходят. Живем уже, между прочим, два года, и конца этому не видно! Ты – следователь, а живешь в тысячу раз хуже тех, кого день и ночь ловишь. Тебе это не кажется странным?
– Ты просто не видела, как живут на зоне те, кого удается поймать! – угрюмо ответил Аникин. От упреков жены у него мгновенно и надолго портилось настроение.
– Не смеши меня! – продолжала она. – Разве тебе удалось посадить за решетку хоть одного серьезного преступника? Все ваши дела рассыпаются в суде как карточные домики! Улики исчезают, свидетели отказываются от показаний, суд выносит условные наказания. Зато ты бегаешь по городу, высунув язык, пять лет в одном и том же костюме, а твоя семья ютится в сарае, который лишь для приличия называется общежитием…
– Галя, давай оставим этот разговор… – окончательно скиснув, сказал Аникин.
– Мы оставим… – загадочным тоном ответила супруга и, сверкнув глазами, неожиданно выпалила: – Мы вообще оставим тебя в покое! Если те-бе все равно, я заберу Костика и уеду к маме. А ты живи в этой дыре, в этом свинарнике, раз тебе нравится…
Аникин безнадежно посмотрел на бледное, злое лицо жены, махнул рукой и выскочил из комнаты. Прошагав размашистым шагом по выкрашенному в унылый зеленый цвет коридору до лестницы, он на секунду остановился и оглянулся на дверь своей квартиры. Жена не выглянула ему вслед. Равнодушный слабый свет плафонов освещал пустой в этот ранний час длинный коридор с протертым бесчисленными подошвами полом. Аникин опять махнул рукой и побежал вниз по лестнице.
На ходу он размышлял о непостижимости женской логики и о том, насколько реальны угрозы Галины бросить его. Лишь выйдя на крыльцо и глотнув влажного холодного воздуха, Аникин немного успокоился. Его мысли снова заняло предстоящее дело.
