Баба Люба мыла своего набегавшегося за день четырёхлетнего внука Сашеньку в большом тазу. Он баловался, брызгал водой на бабушку, на цветы возле крыльца. Но бабуся делала своё дело и приговаривала:
– Вот мы Сашка нашего выкупаем, вот он будет чистенький, мы ему и ножки помоем, и петушок вымоем… Ну-ка, не балуйся, давай петушок хорошенько с мылом…,– обмывая детские Сашины достоинства, чуть ли не пела бабуля.
– Ба, что ты всё петушок, да петушок… Он ещё по дгугому называется,– не выговаривая букву Р, сказал Сашок.
Баба Люба замахала руками и проголосила:
– Не надо, не надо по-другому…
– Ну ты же не знаешь, ба, как он по дгугому называется…
– Знаю, знаю, не надо мне, не говори.
– Тогда сама скажи.
– Ох, Господи, да не буду я этого говорить…
– Значит, не знаешь. А по-дгугому он называется – си-си-лёк,– по слогам произнёс Саша. И повторил громко – СИСИЛЁК!
Баба Люба застыла с открытым ртом, потом перекрестилась и облегчённо вздохнула.
Валентина работала на мясокомбинате. На работу всегда шла стройная, подтянутая. Хоть платья носила просторные, но и в них выглядела на все сто. Статная её фигура так и привлекала взгляды мужчин. Они аж млели видя как она идёт, повиливая бёдрами и высоко подняв голову.
А когда она шла с работы, на неё лучше было не смотреть. Фигура словно распухала от тяжёлого труда. Живот и груди были какие-то обвисшие, обрякшие. Казалось, не красавица женщина идёт, а пенсионерка устало ползёт после работы в поле. Походка – и та была нараскаряку.
Мужчины плевались, а женщины говорили:
– Валька опять затаренная идёт. Ничего не боится. Что же там на проходной не видят, какая она заходит и какая выходит.
А сами готовили сумки и пакеты, чтобы пойти к ней за мясом.
Однажды, когда она возвращалась с работы, её сынишка пяти лет гулял на улице. Он увидел мать, когда та сворачивала от остановки на тротуар, и закричал на всю улицу:
