Выметайтесь отсюда, пьянь позорная!
Трактирщику Дивочаку и его скромному «Хмельному Кабанчику» еще не доводилось принимать такого высокого гостя.
Он появился один, без стражи и друзей. В тени глубоко надвинутого капюшона было не разглядеть лица – лишь выступал на свет кривой нос и спадали на воротник длинные черные пряди. Но по манере речи и дороговизне платья Дивочак сразу понял: таких людей его трактир еще не видывал.
Гостя усадили за самый чистый стол вдали от остальных, чтобы голоса и запахи гуляк не нарушали его покой. Две девки-подавальщицы, понявшие по лицу Дивочака, что все серьезно, понеслись обслуживать прибывшего. Дивочак с тревогой и ненавистью осматривал свои владения – никогда еще они не казались ему такими убогими и грязными, – а затем, извинившись перед гостем, кинулся к завсегдатаям:
– Выметайтесь отсюда, пьянь позорная! И вы, – шикнул он на музыкантов, которые скрипели веселую песенку на тридцать три куплета, – заткнитесь! Или сыграйте что-нибудь приличное! Все вон!
– Чак, ты че, совсем с ума спятил? – возмутились гости. – Это же наш «Кабанчик»! Это же «Сага о великих портках», твоя любимая! Да что с тобой, старина?
Дивочак закатил глаза.
– Хозяин, – раздался голос из дальнего угла. Незнакомец говорил негромко, но вес его голоса заглушал и музыку, и трактирный шум.
Он снял капюшон. Взгляд черных глаз, ярких на болезненно-бледном лице, так и впился в трактирщика.
– Не гони людей. Я не хочу есть в одиночестве. И музыка у вас тут неплохая.
Повисла тяжелая тишина: все до единого взгляды прилипли к его лицу, одному из самых знаменитых в королевстве и за его пределами. Наконец-то до остальных дошло, отчего так разнервничался Дивочак.
– Забудь обо мне, хозяин. Я такой же твой гость, как и все…
– Демон! – выкрикнул кто-то.
Несколько человек вылетели из трактира, как перепуганные зайцы. Другие замерли на своих местах, словно перед хищным зверем.
– Это же он! – завопил, указывая на гостя дрожащим пальцем, какой-то старик. – ОН! Он нас всех заколдует! Перебьет к хуям!
Лицо гостя перекосила ухмылка. Он откинулся на спинку стула и заложил руки за голову, с любопытством рассматривая старика:
– Как интересно – чем дальше на север, тем больше народ меня боится. Кажется, люди тут охотнее склоняются к Яну Хроусту, нежели к его величеству…
Он умолк: подавальщица, которая несла пиво ему на подносе, вдруг запуталась в юбках и упала к его ногам. Пиво выплеснулось на сапоги из кожи какой-то невиданной твари и забрызгало края черного как ночь плаща. От ужаса и стыда девушка, кажется, потеряла дар речи и прижала к голове руки, словно ожидая расплаты.
– Шарка, – простонал трактирщик тоном человека, готового принять смерть.
Однако гость взял Шарку под руку и аккуратно помог ей подняться. Она по-прежнему прятала лицо в ладонях, но гость лишь мягко отодвинул ее, поднял с пола кружку, в которой еще оставалось немного пивной пены, и втянул ее губами. Шарка вздрогнула и убежала прочь.
– К Яну Хроусту мы никакого отношения не имеем, – как ни в чем не бывало продолжил старик, – но все знают, что ты такое! И что твои руки по локоть в крови и дерьме…
– Заткнись, заткнись! – встрепенулся, как после дремы, Дивочак, замахиваясь на непокорного деда тряпкой. – Ох, я тебя отделаю, старый ты идиот!
– Идиот здесь только тот, кто не подумал то же, что и он, – перебил галдеж гость и повернулся ко второй подавальщице: – Будь добра, принеси мне еще пива.
– Тебе все это отзовется, Чак! – скрипел старик, уже стоя в дверном проеме. – Если ты думаешь, что можешь вот так за здрасьте принимать таких, как Свортек…
– Вон отсюда! – проревел трактирщик, схватил со стола тяжелый подсвечник и бросил его в старика. Тот успел увернуться, смачно харкнул на пол трактира и захлопнул за собой дверь.
Дивочак обратил к гостю красное лицо:
– Мой пан…
– Мне плевать, – перебил его Свортек. – Просто принесите мне ужин. И хватит на меня таращиться. Я всего лишь хочу посидеть в тепле в… – он пробормотал себе под нос что-то, чего никто не расслышал.
Мало-помалу остальные перестали смотреть на него, а через полчаса, кажется, о Свортеке и вовсе забыли.
Музыканты разыгрались в полную силу. Близилась ночь, а значит, смех становился все громче, в трактире было все теснее и жарче, в глазах рябило от ярких юбок, которые нацепили на себя местные шлюхи. Многие из новоприбывших отчаянно вытягивали шеи, чтобы увидеть знаменитость, которая предпочла своему военному лагерю «Хмельного Кабанчика». Страх испарился – на смену ему пришли благоговение, гордость, что довелось увидеть такого человека, и зависть к его облачению, стоившему дороже, чем весь «Кабанчик».
Трактирщик не сводил глаз со Свортека, прислушиваясь к толпе, чтобы никто не брякнул чего лишнего. Но сам Свортек ни на что не обращал внимания – лишь его нога изредка подрагивала в такт очередной песенке. На столе перед ним сменилось множество мисок и тарелок: он решил попробовать все, что было в трактире, и без спешки переходил от блюда к блюду, не съедая и трети.