Сильную болезнь
Врачуют сильно действующим средством.
У. Шекспир[1]
Босс умирал.
Он таял на глазах, терял вес и лицом все больше походил на мертвеца. И это постоянное изнеможение – даже самый глубокий и продолжительный сон от него не спасал.
– Знаешь, Шкипер, – доверительным тоном обратился он к своему самому близкому человеку, – этот Бойд Пенроуз – бессовестный обманщик.
– Перестань. Не за красивые же глаза он штатный врач Белого дома.
– Послушай, я умираю. Я знаю это.
– Нет…
– Не «нет», а да! У меня грудная клетка – как тоннель, по которому свищет ледяной ветер. Когда я остаюсь один, я даже слышу, как Ангел Смерти хлопает крылами. Здесь, в спальне.
– Позову-ка я доктора Пенроуза.
– Не нужно. Если уж я из него не могу вытянуть правды, у тебя и подавно не выйдет.
– А мы на него поднажмем вместе. Тогда ему не устоять.
Не прошло и часа, как перед хозяином величественной спальни предстал доктор Пенроуз. Вытянувшись по стойке «смирно», он, однако, вовсе не был похож на адмирала ВМФ, каковым в действительности являлся.
– Вызывали, сэр?
Доктор вложил в этот вопрос весь сарказм, на какой мог осмелиться в разговоре со столь могущественным пациентом.
– Присядь, гнусный шарлатан, – буркнул больной.
Пенроуз повиновался.
– Бойд, давай начистоту. – Голос Шкипера прозвучал решительно и твердо. – Что, положение настолько серьезное, что не хватает смелости признаться?
– Шкипер, мне очень жаль, что тебе придется это выслушать. – Доктор сделал паузу. Чтобы продолжить, ему пришлось призвать всю свою волю. – У него лимфосаркома. Рак крови и лимфы.
В спальне воцарилась напряженная тишина.
– Так… Погоди, Шкипер, не посыпай голову пеплом, – наконец произнес больной, стараясь скрыть под бравадой свой страх. – Я желаю выслушать подробности. – Он повернулся к врачу: – Какие у меня шансы на выздоровление?
– Босс, этого я сказать не могу, – ответил Пенроуз. – Такую статистику вам никто не даст.
Снова воцарилось молчание.
– Сколько мне осталось?
– Пять, может, шесть месяцев.
– Отлично. Если повезет, еще успею получить рождественские подарки. Будь другом, Шкип, налей мне «Блэк Дэниэлс». И себе с Пенроузом тоже.
– Нет-нет, я не могу, – отказался врач.
– Пей, Бойд, будь ты неладен. Покажи, что со мной здесь еще считаются.
Пенроуз подчинился.
Лицо Шкипера стало чернее ночи.
– Что-то я не понимаю вас. Почему вы покоряетесь без борьбы? Должен же быть способ побороть эту гадину.
– Три лаборатории независимо друг от друга занимаются разработкой экспериментальных средств – Гарвард, Стэнфорд и Рокфеллер. Но пока их препараты получат одобрение от ФДА[2] – еще сто лет пройдет, – заметил Пенроуз.
– Бойд, к черту формальности, – прорычал Босс. – Белый дом сделает для меня исключение.
– Нет-нет. Дело не только в этом. В вашем влиянии я не сомневаюсь, но важно не просто заполучить лекарство. Важно знать, как работает та или иная методика и работает ли она вообще. Если даже нам удастся выбрать лучшую, мы все равно не будем уверены в дозировке и длительности курса лечения. Можно с равными шансами ускорить конец.
– Хорошо. Предположим, речь идет о ковровой бомбардировке, если так уместно выразиться. Каким образом ты сделаешь выбор из трех вариантов?
К щекам доктора прилила кровь – быть может, оттого что он наконец снова ощутил себя в бою.
– Ну, я мог бы призвать на помощь пару лучших специалистов и, сохраняя полную анонимность пациента, попросил бы оценить возможности всех трех методик.
– Неплохая идея. Может, прямо сейчас и начнешь? – Голос Шкипера звучал весьма решительно. – Можешь воспользоваться кабинетом Босса. Телефон там не прослушивается. Главное – добиться определенного ответа.
Когда за доктором закрылась дверь, больной повернулся к Шкиперу и попросил:
– Будь другом, налей мне еще и включи телевизор. Меньше чем через час вернулся Пенроуз.
– Невероятно, – пробурчал он с обескураженным видом.
– Что тебя так поразило? – поинтересовался Шкипер.
– Все специалисты, кому я звонил, не сговариваясь сошлись на одной кандидатуре – Максе Рудольфе. Иммунологе из Гарварда, работающем с этими особенными мышами.
– Мышами? – вскинулся больной. – Какое отношение мыши имеют к моей жизни, хотел бы я знать!
Пенроуз в упор посмотрел на него и сказал:
– Они могут ее спасти.
Макс Рудольф в гордом одиночестве сидел у себя в лаборатории на верхнем этаже медицинского факультета Гарвардского университета. Он смотрел на бархатный небосвод и ждал, когда над рекой Чарльз появятся первые лучи солнца.
Он был предупрежден, что образцы крови и лимфоидной ткани высокопоставленного пациента будут доставлены ровно в шесть утра, и решил прийти пораньше, дабы убедиться, что к моменту прибытия курьера в лаборатории не осталось никого из трудоголиков, привыкших работать до глубокой ночи.
Единственным исключением стал его ученик Адам Куперсмит, которого он сам вызвал к пяти часам.
Внешне они производили впечатление довольно странной парочки: невысокий, лысый шестидесятилетний Макс в толстых очках – и рослый, жилистый Адам, с копной темно-каштановых волос и наивным взглядом, выглядевший явно моложе своих двадцати восьми лет.
– Макс, ты меня вытащил из операционной, так что надеюсь, дело действительно срочное?
