Майкл Корлеоне стоял на длинном дощатом причале в Палермо и смотрел, как величественный океанский лайнер отплывает в Америку. Он должен был плыть на этом же судне, но от отца поступили новые указания.
Майкл помахал рукой парням на маленькой рыбацкой лодке, которые доставили его на причал, парням, охранявшим его последние годы. Лодочка плыла по пенному следу от океанского лайнера – храбрый утенок, догоняющий мать. Парни помахали в ответ; больше он никогда их не увидит.
На причале суетились рабочие в кепках и мешковатых робах: они разгружали другие суда и заполняли грузовики, подъезжавшие к причалу. То были коренастые жилистые мужчины, больше похожие на арабов, чем на итальянцев; козырьки кепок закрывали их лица. Среди них наверняка есть и новые охранники, задача которых – следить, чтобы с ним ничего не случилось до встречи с доном Кроче Мало, капо ди капи[1] из «Друзей друзей», как их называли тут, на Сицилии. В газетах и вообще в мире их называли мафией, но на Сицилии слово «мафия» местные не использовали никогда. Точно так же они никогда не называли дона Кроче Мало капо ди капи – только Добрая Душа.
За два года ссылки на Сицилию Майкл услышал немало легенд про дона Кроче, в том числе настолько фантастических, что в существование такого человека верилось с трудом. Однако распоряжения, поступившие от отца, не оставляли места сомнениям: в этот самый день у него состоится обед с доном Кроче. Им двоим предстоит организовать побег с Сицилии величайшего бандита в стране, Сальваторе Гильяно. Майкл Корлеоне не покинет Сицилию без Гильяно.
За краем причала, в каких-то пятидесяти метрах, на узкой улочке ожидал гигантский темный автомобиль. Рядом с ним стояли трое мужчин – темные прямоугольники, вырисовывающиеся на сияющем полотне света, падавшем, словно золотая стена, от самого солнца. Майкл зашагал к ним. Приостановился на мгновение, чтобы прикурить сигарету и осмотреться.
Палермо лежал на дне чаши, образованной потухшим вулканом, окруженный с трех сторон горами, а с четвертой убегающий в ослепительную голубизну Средиземного моря. Город сверкал в золотистых лучах полуденного сицилийского солнца. По земле бежали красные прожилки – словно кровь, впитавшаяся в почву Сицилии за много веков. Золотые лучи заливали горделивые мраморные колонны греческих храмов, острые шпили мусульманских минаретов, узорчатые фасады испанских соборов, а поодаль, в предгорье, мрачно высились стены древнего норманнского замка – наследие, оставленное бесчисленными и жестокими завоевателями, правившими Сицилией со времен до рождения Христа. Выше замковых стен конусы гор сжимали изнеженный Палермо в своих убийственных объятиях: будто две душительницы, изящно опускаясь на колени, затягивали веревку у города на шее. И надо всем этим вспарывали сияющую небесную синь бесчисленные рыжие ястребки.
Майкл пошел к трем мужчинам, дожидавшимся его в конце причала. Из черных прямоугольников постепенно проявлялись их тела и лица. С каждым шагом он видел их все четче; они чуть расступились, отодвинулись друг от друга, словно готовясь принять его в свои объятия.
Все трое хорошо знали историю Майкла. Младший сын великого дона Корлеоне из Америки, Крестного отца, власть которого простирается до самой Сицилии. Знали, что он убил полицейского в Нью-Йорке, когда казнил там врага империи Корлеоне. И прятался тут, на Сицилии, из-за этих убийств. Теперь же наконец вопрос был улажен, и Майклу предстояло вернуться на родину, чтобы занять законное место кронпринца в семье Корлеоне. Они рассматривали Майкла: как он идет, стремительно и непринужденно, его настороженность, запавшие черты лица – свидетельство пережитых испытаний и опасностей. Очевидно, этот парень заслуживает уважения.
Майкл сошел с пристани, и первым его приветствовал толстомясый священник в рясе и засаленной шляпе. Его белый церковный воротничок был припорошен красной сицилийской пылью, а выше румянилось вполне земное, плотское лицо.
Святой отец Беньямино Мало был братом великого дона Кроче. С виду робкий и богобоязненный, он был всей душой предан знаменитому родственнику и нисколько не стеснялся своей близости с дьяволом. Злые языки судачили даже, что он разглашает дону Кроче секреты, услышанные на исповеди.
Пожимая Майклу руку, отец Беньямино нервно улыбался; ответную дружелюбную улыбку он воспринял с удивлением и облегчением – не похоже, что перед ним убийца.
Второй мужчина держался не столь сердечно, хоть и достаточно вежливо. Это был инспектор Фредерико Веларди, глава сицилийской полиции. Единственный из троицы, он не улыбался. Худой, одетый чересчур изысканно для государственного служащего, офицер метал молнии холодными голубыми глазами, унаследованными от какого-то далекого норманнского предка. Инспектор Веларди не собирался восхищаться американцем, убившим высокопоставленного полицейского чина. Пусть только попробует выкинуть что-то в этом роде на Сицилии! Его рукопожатие напоминало скрещение шпаг.
