Зимний морозный, в белом снегу день 20 января 2021 года. Я начинаю повествование о жизни моей матери по ее и моим воспоминаниям и в контексте событий XX века нашей страны, пользуясь историческими источниками свободного доступа.
Каждый человек уникален, но не каждый и ярок, и силен, и красив, и мужественен одновременно. Но далеко не каждый был таким тружеником, так любил жизнь и вызывал восхищение тем, чего он смог добиться.
Проходят годы со смерти мамы и все выразительнее становится ее образ и судьба. Все очевиднее становится необходимость запечатлеть ее жизнь. Жизнь человека, физическая смерть которого для меня казалась просто невозможной.
Александра Павловна Огренич, моя мама, родилась 10 апреля 1924 года на Украине, в деревне Калантаевка Раздельнянского района Одесской области. Она была четвертым ребенком в крестьянской семье, где до нее умерла девочка, Шура. Потому и назвали маму Шурой. И по святцам подходило в самый раз.
Она родилась семимесячной, очень слабой, поэтому ее мать, Мария, думала, что ребенок проживет недолго. Когда ее сестра Дарка собралась ехать в Одессу, Мария попросила купить марлю. На вопрос: «Навищо?» (зачем?) ответила: «Бо умрэ».
Но дите выжило. Старшие девочки: Даша, Еля и Ганя качали его в казане, из которого кормили свиней, таскали по двору, совали в рот тряпицу с разжеванным хлебом, чтоб не плакало. Оно начало ползать, вставать на ножки и на путь, определенный судьбой.
Семья была не бедной, очень работящей, но жили экономно. Мария поднималась в 4—5 утра, растапливала печь, пекла плацинды с картошкой, тыквой. С ними Павло, тато (папа) Шуры, уходил на весь день в поле. Мария по хозяйству и тоже шла в поле. Хозяйство было большое: с десяток коров, две лошади, свиньи, куры, гуси. Но яйца, сметана, творог, масло, мясо прежде всего уходили на рынок, в Одессу. Надо было постоянно что-то покупать: мыло, соль, керосин, да мало ли чего, и, конечно, копить. В 1913 году семья купила бричку!
По наследству Павло досталось десять десятин земли. Справлялись в основном семьей, но в посевную и на сбор урожая нанимали батраков – безземельных или малоземельных крестьян, которые работали за часть урожая или за деньги.
В то время был обычай выбирать на работы хороших едоков за столом. Если ест хорошо, значит, и работать хорошо будет. Так выбирал и Павло. По сути происходил жесткий отбор, считавшийся нормой. Я не раз слышала об этом в семейных разговорах и меня беспокоил вопрос: «А тому, кто не был выбран, каково было? А больным и немощным, тем, кто не мог работать?». И еще: «Может быть поэтому семья мамы так пострадала и бабушка даже просила подаяния? Может, в наказание?». Только сейчас, набирая эти строки, я понимаю, что отбор был оправдан. Чтобы прокормиться, надо было быстро управиться с работой. Будет хлеб – будет жизнь и ее радости. Тогда и слабым, на милость или в долг, достанется.
Достанется, да не всегда достаточно. А вот бедных и нищих всегда было много. В Калантаевке, как и во всех других деревнях Российской империи, если семье нечем было кормить детей, вновь родившееся дитя оставляли в сарае, пока не умирало оно там от голода.
Со слов моей тети Ели, были и ленивые, «босяки». Именно они были первыми среди деревенских активистов, кто по приказу властей забирал у зажиточных крестьян землю и дом, выгонял семьи на улицу, уводил скот. Но это будет позже, в коллективизацию.
У меня есть фотография 1913 года, сделанная на Пасху. У деревенской мазанки сидят на лавке мои прабабушка Марца и прадедушка Олекса Сташевские, родители Марии. Они просто одеты. Голова прабабушки покрыта белым платком, глубоко надвинутым на лоб. Прадедушка в лаптях. Обветренные, в глубоких морщинах лица. Улыбаются. Натруженные руки послушно лежат на коленях. Позади стоит Мария – молодая стройная красавица. Она смотрит в объектив, слегка наклонив голову. Высокий чистый лоб, правильные черты лица, светлые глаза, темные густые волосы – такие называли «конскими». Поверх нарядной блузки украшение: крупный крестик в двойной цепочке с подвесками. На руках у нее первая и пока единственная дочь Даша.
Мария родила Шуру, когда Даша была уже невестой. В таком возрасте рожать считалось стыдным.
Пройдет немного лет, и Даша, а затем Еля выйдут замуж. Даша будет жить в соседней деревне, Еля в Одессе.
Осенью 1929 года в СССР началась масштабная коллективизация, проходившая одновременно с раскулачиванием.
Шуре пять лет. Ее семья признана кулацкой. В один из дней власти приказали не пускать во двор коров, пришедших с пастбища. Коровы стояли у ворот, мычали и из глаз у них текли слезы. Тяжело даже представить, каково было хозяевам смотреть на них и не открывать ворота. Рыдания, плач детей, крики.
Коров увели в колхоз, где не было чем их кормить. Вскоре всех порезали.
У крестьян Калантаевки стали забирать зерно, в том числе посевной фонд. Последовал голод.
Почему такое творили во всех селах страны, понимая, что обрекают людей на неизбежную смерть? Можно найти разные мнения по этому поводу в Интернете – от целенаправленного геноцида украинцев до «перегибов на отдельных местах». Лучшим ответом на Яндекс. Кью является: Сталиным был взят курс на индустриализацию. Нужно было платить «ненавистным капиталистам» за покупку заводов, станков, наем иностранных специалистов. Платили прежде всего зерном, сотнями миллионов тонн.
