К сожалению, исключительная загруженность делами, как Вы хорошо понимаете, не позволяет мне организовать нашу встречу до окончания сокрушения Англии. Поэтому я предполагаю наметить эту встречу на конец июня – начало июля 41-го года и буду рад, если встречу согласие и понимание с Вашей стороны. Примите еще раз мои поздравления с наступающим Новым годом, который, я надеюсь, должен стать особенно счастливым годом для наших стран, вместе с пожеланиями здоровья и успехов Вам лично.
Из новогоднего послания Адольфа Гитлера Иосифу Сталину 31 декабря 1940 года
Бегу я, лапками стуча,
Подшипники скрипят, ворчат,
Круженье дней, похожи все,
Но есть спасенье в колесе!
Владилен Елеонский. Бельчонок в колесе
Мой отец находился под административным надзором как бывший сельский священник. Впрочем, заниматься пасекой надзор не запрещал. Отец гнал новому пролетарскому государству первоклассный липовый мед, на зависть председателю местного колхоза.
Зависть председателя была белой, поскольку производство меда колхоз не интересовало. Первостепенная его задача состояла в том, чтобы морозоустойчивая пшеница повышенной урожайности непрерывным потоком бурно текла в бездонные закрома Родины на благо родной Рабоче-крестьянской Красной армии.
Отцовский мед стал, можно сказать, палочкой-выручалочкой, когда наш куратор из НКГБ Геннадий Лобок, над фамилией которого, кажется, посмеивался сам товарищ Сталин, застукал меня в уютном темном углу с лаборанткой Верой, которая оказалась первоклассным специалистом не только в области тестирования поршневых двигателей.
Наверное, я был привлекательным мужчиной. С волнистой шевелюрой, теплым взглядом серых глаз, подтянутый, интеллигентный, такой весь из себя бодрячок с вечной обаятельной белозубой улыбкой на четко очерченных устах.
Одним словом, летчик-испытатель, и этим все сказано. Мечта любой женщины!
Однако, как и Вера, я был полностью, или почти полностью, поглощен работой. Целыми днями я пропадал то в небе, то в конструкторском бюро, то в рабочем цеху, вместе с инженерами терпеливо объясняя рабочим, какую особенность конструкции самолета им не удалось воспроизвести по чертежам.
Не знаю, чем в конечном счете она, ядреная глазастая брюнетка из сибирской глубинки, завлекла меня в свои сети, может быть, смешными нейлоновыми чулками, которые я раньше никогда не видел, кстати, чрезвычайно удобными именно для проведения тех скоротечных встреч, которым нам приходилось изредка предаваться.
Надо сказать, что в то замечательное и для кого-то сейчас очень далекое время американские нейлоновые чулки были страшнейшим дефицитом. В самих США они едва-едва появились, поэтому у нас их носили лишь любовницы наркомов, да и то не все.
Остальные советские женщины лишь после войны, точнее в середине пятидесятых годов прошлого столетия, смогли испробовать нейлоновое чудо легкой промышленности, превращавшее практически любые женские ноги в ножки богинь.
Бесполезно было объяснять Лобку, что моя жена давно ушла к рыжему здоровяку-интенданту, благоразумно променяв тоскливое ожидание мужа из его нескончаемых испытательных полетов на полноценную половую жизнь на приятных китайских шелковых простынях и еженедельные театральные походы, каждый из которых захватывает воображение предстоящим выходом в свет в новом сногсшибательном наряде.
Тем более бесполезно было рассказывать об отсутствии какой-либо полноценной личной жизни у несчастной Верочки, которая работала в своей лаборатории день и ночь как ломовая лошадь, причем не где-нибудь, а на ответственнейшей апробации макетов французских и американских двигателей, которые планировалось кардинально улучшить под потребности новейших советских истребителей.
Муж Веры, худющий, как трость, очкарик-архитектор, ушел к балерине. Прежде чем хлопнуть дверью, он фальцетом выкрикнул в дверной проем коммунальной квартиры, что ему неинтересна жена, сутками пропадающая на работе и приползающая, наконец, домой в таком виде, который не доставляет никакого эстетического наслаждения.
Правда, Лобок не требовал никаких объяснений. Он просто взял меня на карандаш.
Нельзя заниматься посторонними вещами на рабочем месте. Никто не спорит!
Великолепные цветные плакаты (сколько же средств на них угробили!) сочно изображали колоритную работницу в алой косынке, которая, строго нахмурив брови и подняв вверх указательный палец, с леденящим душу видом строго предупреждала: «Враг коварен, будь начеку!» Они были щедро развешаны везде, даже, кажется, над очками в просторной заводской уборной и конечно же в цеху перед токарными станками, а также во всех темных углах секретной лаборатории Веры.
Я всегда был глубоко убежден, что в бездушных правилах скрывается Инструкция Зазеркалья, так я ее мысленно прозвал. Она гласит: «Внимательно читай, но поступай сообразно обстановке, зачастую в точности наоборот». Если запретов слишком много, а невмоготу, то любой здравомыслящий человек пойдет по пути нарушения запретов.
