Разбирая после переезда в другую квартиру коробки и чемоданы, я наткнулся на старый коричневый чемодан, хранившийся в нашей семье много лет. Эти чемоданы были популярны лет пятьдесят назад среди военных, возвращающихся в страну из многочисленный военных частей, размещенных в ГДР, Чехословакии, Венгрии и других странах Варшавского договора. Такие чемоданы так и называли – «Прощай, Германия». Сделанный из картона, усиленный деревянными ребрами и металлическим углами, он был внушительного размера и, полностью заполненный, весил, вероятно, не меньше 25 кг.
Одежду в таких чемоданах вряд ли перевозили. Трудно было представить себе обычные для того времени платья в горошек, полосатые брюки, голубые майки и коричневые носки в таких бездонных чемоданах. Это ж сколько туда носков надо положить, чтобы его заполнить. Такой чемодан был скорее вместилищем вещей ценных и фундаментальных, составляющих вместе отличительные черты состоятельного советского быта, присущего только тем семьям военных, чья гарнизонная судьба была достаточно благосклонна, позволив им некоторое время служить и жить за границей Великой Родины.
В такие чемоданы складывались отрезы тонкого английского сукна и немецкого крепдешина; болоньевые итальянские плащи и новомодные кримпленовые платья; румынские мужские рубашки, чешская обувь и болгарская косметика; плюшевые коврики «Три богатыря» и «Утро в сосновом лесу», изготовленные кустарными немецкими мастерскими специально для советских военнослужащих. Но основной объем таких чемоданов был занят чешским хрусталем и немецкой фарфоровой пластикой. Что может быть приятнее глазу, чем искрящиеся в свете хрустальной чешской люстры хрустальные же рюмки, фужеры и салатники, стоящие в немецких и румынских сервантах (мебель переправлялась отдельным багажом), а также фарфоровые фигурки женщин неземной красоты, застывших в жеманных позах, олицетворявших, по мнению художников, представление о допустимой в приличном обществе эротичности. Может это был и кич, но это был высокий кич. Пусть даже и восточно-европейского, но все-таки европейского качества.
Переживший множество переездов за свою долгую жизнь, этот старый коричневый чемодан пролежал последние несколько лет на антресолях и был заполнен, очевидно, уже разным домашним скарбом, который обычно бывает жалко выбросить. Со временем, как водится, все забыли, когда и что было в него спрятано. Наверное, что-то ценное, если это не было выброшено сразу. Что-то, что непременно, как водится, когда-нибудь пригодится в хозяйстве.
В суматохе переезда у меня не было времени даже открыть его и посмотреть, что же там лежит. Я прикинул чемодан на вес – килограммов пять, не больше. И то хорошо, меньше хлама надо будет выбрасывать. Найти там что-то ценное я не рассчитывал. Ключ от замков чемодана давно был утерян, и я надеялся, что чемодан все-же не закрыт на ключ. Мне пришлось провозиться несколько минут, прежде чем поржавевшие замки клацнули и открылись. Я поднял крышку. Первое, что я почувствовал еще до то того, как что-то увидел в чемодане, был характерный запах старых вещей. Если вы никогда не задумывались, как пахнет наше прошлое, то могу вам сказать, что оно пахнет дерматином, старой бумагой, нафталином и пылью.
В чемодане оказались подшивка журнала «Крестьянка» за 1973 год, пара офицерских яловых сапог, усохших и скукоженных так, что невозможно было определить их размер, хрестоматия по литературе для учеников 10 класса без обложки, побитый молью отрез офицерского шинельного сукна и школьный дневник с обложкой серо-зеленого цвета, похожий на общую тетрадь. Удивительнее всего было то, что это оказался не мой дневник. На его обложке синими чернилами было написано: «Дневник ученика 5-го «Б» класса Сердобольской школы Валентина Петрова, 1974/75 учебный год». И другим почерком и цветом к фамилии было приписано через дефис «– Водкина». Школьный дневник Петрова-Водкина.
Я учился в Сердобольской школе в это время и хорошо помнил своего одноклассника Вальку Петрова – шустрого белобрысого пацана в вечно съехавшем набок пионерском галстуке. Но как его дневник попал в этот чемодан много лет назад – оставалось загадкой.
Я полистал дневник. Парень, похоже, звезд с неба не хватал. Почерк разборчивый, но торопливый, оценки разные, несколько замечаний красным: «Спал на уроке английского языка», «Забыл сменную обувь на урок физкультуры», «Вылез в окно на уроке математики». И совсем строгое: «Прошу мать зайти в школу». Судя по тому, что подпись Валькиной матери отсутствовала в дневнике, можно было догадаться, что вряд ли она читала эти замечания, а тем более осчастливила школу своим визитом.
Расписание уроков в дневнике выглядело вполне щадящим, похоже, что завуч и учителя чтили счастливое советское детство – четыре урока в день, в четверг пять уроков, в субботу три. Русский язык, литература, математика, биология, география, история, английский язык, рисование, пение, физкультура и сдвоенные уроки труда раз в неделю. Будущий строитель коммунизма должен был быть всесторонне развитым и образованным человеком.
