© Нешумова Т., текст, иллюстрации, 2021
© Васильков Ю., дизайн серии, 2021
© ООО «Новое литературное обозрение», 2021
«…два уголка плафона огромного зала тоже были расписаны Джандоменико. Правый – гениальный совсем, но видно это только в бинокль, а фотографии получаются дурацкими, темно и высоко…»
Так приблизительно будут описаны все чудеса итальянской живописи в путевых заметках Татьяны Нешумовой. Видимо, больше и подробнее писать было некогда. Часто нам сообщат только огромные списки, ежедневные реестры увиденного – где, когда, при каких обстоятельствах. Мне – без преувеличения – просто страшно представить, сколько всего автор «Шестиногой собачки» успела увидеть в итальянских городах, сколько путей и улиц исходила, как добиралась до того, что задумала посмотреть… От одного списка имен и картин голова идет кругом. Можно назвать такую погоню за живописью авантюрой или героическим подвигом, но легкость письма и воздух восторга, которым все в этой прозе наполнено, делают мысль об авантюре или героизме неуместной. Татьяна Нешумова вписала свою историю в огромную книгу, которая складывается уже не один век и которую можно назвать «Русское счастье в Италии». Я сама принадлежу к тем, для кого жизнь постепенно стала немыслимой без итальянского счастья. И я рада встретиться с ним в «Шестиногой собачке». Знакомые – трудно не сказать: родные – места (итальянские полюбленные города просто вынуждают тебя назвать их родными) и их жители. Явления живых итальянцев на этих страницах, обычно мимолетные, по ходу дела, прекрасно дают попробовать это особое, я бы сказала, приподнимающее общение, которое дарит человеку Италия, если ты хотя бы с горем пополам можешь обменяться с ними парой слов. И в Италии, где давно нет новых донателло и новых рафаэлей, ты можешь догадаться, из какой почвы выросли все эти чудеса живописи, скульптуры, зодчества, музыки, словесности, ради которых в Италию съезжаются миллионы туристов (кстати, сами итальянцы на туристов, к моему удивлению, не сердятся; ворчат обычно русские – как им хотелось бы остаться наедине с памятниками «без этих туристов»!). Вся эта великолепная сверхизобильная артистическая продукция вскормлена почвой особой итальянской человечности. Талантливой на каждом месте: и на месте любимого Нешумовой Тьеполо, и на месте продавца мороженого, который вовремя предложит тебе помочь. Из того, что итальянцы обозначают непереводимым словом allegria и таким же большим словом festa. Можно перевести: это «веселость» и это «праздник», но что такое и первое, и второе, можно понять, только если пожить в Италии среди ее людей.
Посещения, набеги, поездки, дорожные встречи – то, что описано в книге, – вещи заведомо временные. Для кого-то это был бы, как сказано здесь, «поверхностный туризм». Но, как мы узнаем из рассказа, в Италии и благодаря Италии происходят важнейшие перемены в судьбе повествователя. С этого все начинается: с сообщения о том, что филолог и поэт оказывается художником. По ходу рассказа мы узнаем, как, собственно, это случилось.
Рисунки составляют душу этого рассказа. О них я говорить не буду. Замечу одно: в них есть эта итальянская allegria, которой в России не хватает, как авсонийского солнца.
Ванечке
В уме своем я создал мир иной…
Лермонтов
…мы бродим кто где…
Проперций в переводе Дашевского
Я была поэтом и филологом, а теперь я художник. Не знаю, смогу ли я написать эту книгу, потому что не знаю, не обиделись ли слова на меня. Проверим.
Я хочу рассказать о том, как я стала путешественником по Италии и как это сделало меня художником.
17 декабря 2013 года умер Гриша Дашевский, сиротство накрыло меня в первый раз в жизни с головой, и я перестала ходить на литературные вечера.
Новый год мы встречали дома одни. Январь протащился, как серая кобылка с дровнями, скушно, по-саврасовски. Но в феврале 2014 года у Миши Айзенберга вышла новая книга: билингва. На русском и итальянском языках. Мишу хотелось повидать, хотелось послушать его стихи. И вот я сижу в Даче на Покровке, выступает Солонович, Миша читает, Юлик Гуголев в зале повторяет какие-то итальянские слова, а я сижу и думаю: «Ну вот, скоро помирать, а я так и не выучила итальянский язык». И потихоньку после этого вечера стала его учить, ходила с курсом «Итальянский по методу Пимслера» по улицам (однажды даже не заметила контролеров в метро, а шла с Ваниным пенсионным, и мне выписали штраф в тысячу рублей). Это курс для самых тугоплавких, типа меня, когда сто раз занудно повторяют одни и те же выражения, и потихоньку они запоминаются.
И как-то так получилось, что в конце марта мы поехали в Рим и Флоренцию, чтобы отметить там Ванин день рождения.
До этого я была в Италии десять дней, в 2004 году. Мы встретились с Машей Герус, подругой моей юности, в Милане (она прилетела туда из Бостона, где живет с начала 90‐х, это была наша первая встреча после десятилетней разлуки – я писала тогда в стишках: «тридцатипятилетние люди могут встречу друг другу назначить и не на земле»). Через Флоренцию и Рим добрались до Сорренто, побывали на Капри, вернулись в Рим и разлетелись к детям. Эту поездку я буду вспоминать в этой книге где придется, а последовательно рассказывать о тех, что начались после смерти Гриши. Всю Италию я почему-то воспринимаю как подарок от него. Даже не могу объяснить, какая тут логика. Может быть, потому что Катулл и Проперций – это Гриша? Может быть, и на виллу Адриана мы поехали потому, что это тоже был Гриша?
