Дуэль.
Будучи, как и все, молодым, и, как немногие, вспыльчивым, мне часто приходилось участвовать в дуэлях. Сражаться со шпагой в руках, стреляться на пистолетах, быть секундантом, распорядителем и даже врачом. В основном, дуэль кончалась с первой каплей крови, в редких случаях – доходила до смерти. Бывало, что вместо оружия брались за бокалы, полные вина, и тогда спор продолжался за столом, а первый, упавший без чувств, объявлялся проигравшим.
Я видел многое, но, напрягая дырявую старческую память, понимаю, что одна дуэль стоит среди всех особняком. Дуэль, которую я вспоминаю почти каждый день, и при этом слезы наворачиваются на глаза неизменно. Дуэль, удивительная не столько местом проведения, сколько ее участниками.
Баккара
– Эти чертовы французы – удивительные люди! – засмеялся Байковский, капитан Троицкого мушкетерского полка, и сгреб со стола десяток золотых монет. – Они совершенно не умеют играть в карты, но делают это и проигрывают несметные богатства! Какой дурак сказал, что баккара – французская игра?!
– Перестаньте, капитан! – махнул рукой явно недовольный проигрышем граф Ланжерон. – Я, например, не больше француз, чем вы.
– Однако я не вожу с собой на войну целое состояние, – возразил тот.
– Проверим ваши сапоги? Уверен, там найдется много чего интересного, – намекнул Ланжерон на то, что многие офицеры, не говоря о солдатах, хранили сбережения в обуви.
– Не советовал бы снимать с меня сапоги. Я не мылся два проклятых месяца! – захохотал Байковский. – А все, что там есть, все благодаря вам, Александр Федорович. Благодаря вам! – он залпом осушил бокал вина. Сощурившись, посмотрел сквозь стекло на пламя свечи. – Но, все же, дорогой посуды я в ранце не имею.
– Немного терпения, мой друг, и к утру у вас будет отменный набор, если нам так и не начнет идти карта, – кисло улыбнулся молодой граф и наполнил бокал.
Байковский вытер тыльной стороной ладони мокрый ус.
– Вино я могу и с бутылки выпить. А вот золотые часы, на которые вы постоянно посматриваете, вполне могут мне пригодиться. Говорят, в три ночи – штурм. Боюсь проспать.
Ланжерон сжал тонкие губы. И без того худое лицо графа еще больше заострилось.
Я, перетасовывая толстую колоду карт, с интересом наблюдал за разговором французского аристократа и моего друга, капитана Байковского.
Прошло больше двух лет с тех пор, как я в последний раз виделся с товарищем. Мы вместе начинали служить в Ингерманландском гренадерском, вместе получали новые чины, вместе воевали. Однако пуля досталась лишь мне. В славной битве при Рымнике, когда, казалось, враг повержен и бежит без оглядки, какой-то турок, видимо со страху, выстрелил в меня с расстояния меньше десяти шагов. Не знаю, убили ли негодяя гренадеры, но я остался жив только чудом. Однако провалялся в госпитале, а затем и в собственном имении, больше года.
Когда я окреп настолько, что мог опять приступить к службе в армии, выяснилось, что мой полк стал частью Фанагорийского гренадерского, а сам я в чине поручика вновь попал под начало великолепного Суворова. Что сказать? Целебный бальзам на мое израненное тело и не менее измученную душу!
Что до Байковского, то все, что удалось узнать, это то, что мой друг продолжает сражаться с турками, получив чин капитана в неизвестном мне полку. Попытки разыскать его оказались безуспешны, да и не настойчивы, если быть честным. Шла война, России нужны были храбрые люди, и я с головой ушел в службу, в поисках друга положившись на волю Господа.
Хвала Ему, Он не подвел! Суворов в срочном порядке был призван спасать честь армии. Непобедимому полководцу надлежало взять неприступный Измаил. Ордукалеси – как гордо называли крепость турки, – можно было захватить, только полагаясь на Бога! И именно под ее стенами я встретил старого друга.
Друга, с которым в этот вечер, накануне штурма, был приглашен к графу Ланжерону. Безобидная затея – выпить вина и поиграть в карты, – для французской аристократии обернулась кошмаром. Байковский выигрывал партию за партией легко и непринужденно, все больше погружая в уныние графа Ланжерона, герцога Фронсака, графа де Дама, австрийского полковника, и нескольких волонтеров.
Мы сидели в палатке, тускло освещенной несколькими свечами. Снаружи дул промозглый ветер, неся с собой капли дождя, и в углу на земле образовалась лужа, то и дело пополняемая из дыры в ткани. Но внутри было достаточно тепло, во многом благодаря изысканному вину – откуда оно только взялось?
– Часы, – повторил Байковский. – Ваши часы, Александр Федорович, против всего моего выигрыша. Рискнете?
Ланжерону явно не хотелось расставаться с часами. Еще меньше ему хотелось оставаться с пустым карманом. Нерешительно бросив взгляд на часы, граф глотнул вина. Алкоголь никогда еще не давал дельных советов. Не сделал этого он и сейчас – Ланжерон медленно потянул цепочку часов.
– Я бы добавил к ставке «Любви к Отечеству», но боюсь, они, черти, насквозь прогнили в моих портках, – подзуживал, смеясь, Байковский.
