1. Часть первая
Откуда он появился, мы не поняли. Просто вдруг возник на тропе — обычный деревенский подросток в выгоревших штанах, длинной, почти до колен футболке и истоптанных кирзовых сапогах. Пастушок. Русые волосы падают на лоб, глаза смотрят настороженно.
— Привет, — обрадовался Кирилл, — вот ты-то нам и нужен. Не подскажешь, как к Заячьей пади проехать?
— К Заячьей?.. — мальчишка почесал в затылке и прищурился. — А чего вам там?
— Нам там ничего, мы дальше, к скалам хотим проехать. А то плутаем, плутаем в лесу — похоже, не там повернули.
— Сразу не объяснишь, — парень замялся. — Там просека между болотами, непривычный человек не заметит…
— Может, проводишь? — Кирилл улыбнулся, словно рекламируя своего стоматолога, а заодно и зубную пасту. — Я тебе заплачу сто рублей.
— Устал я, — сообщил мальчишка, — на заимку ходил, пятнадцать километров. Да и мамка уже ждет. Вы ехайте…
— Двести рублей! А идти пешком не придется — сядешь позади меня, — Кирилл похлопал Брайана по крупу. Конь тихо фыркнул и укоризненно закосил взглядом.
— Давай лучше на моего Байярда, — впервые подала я голос. — Брайан слишком устал.
Действительно, за день пути под Кириллом, весящим без малого сто десять килограммов, и двумя вьюками с едой и палаткой, конь изрядно вымотался. Зря муж выбрал менее выносливого Брайана, наверняка только из-за спокойного и покладистого нрава. Я-то в седле уже почти пятнадцать лет, а Кирилл все ещё новичок, и настоящим всадником пока не стал. Ну ничего, после стоянки перекину побольше груза к себе.
— Как тебя зовут? — спросила я мальчика, когда он влез на круп Байярда позади меня и кое-как устроился за седлом, сдвинув вьюк с нашими спальниками.
— Ромка, — коротко сообщил тот. — Ехайте вперед километра два, там свороток будет.
Кирилл достал из седельной сумки изрядно помятую за время пути карту и принялся на ходу расспрашивать мальчишку, в каком месте Шеметовского бора мы оказались. Получалось, что полдня мы бездарно двигались по краю леса, подчиняясь извивам заболоченного русла речки Таюрки, а нам надо было в глубину, туда, где водится… Но лучше, наверное, рассказать всё по порядку, потому что я сама не верю, что позволила вовлечь себя в эту авантюру.
А все он, мой муж — Кирилл, солнце моё. Первый и, наверное, последний мужчина, из-за которого я умудрилась потерять голову настолько, что почти с легкостью пошла против воли отца. Хотя, что отец? Первый раз я вышла замуж в девятнадцать лет — за того, кого он счел подходящей мне парой. И что из этого вышло? Уже через год мы просто видеть друг друга не могли, а Игорёк начал сетовать приятелям на мою фригидность. Я никому не жаловалась на его занудство и ханжество, меня просто тошнило при виде его прилизанных волос.
В конце концов, после ряда совсем уж безобразных сцен, даже отец понял, что нам лучше разойтись и навсегда забыть друг о друге. Что мы с удовольствием и сделали. Шесть лет я прожила вполне счастливо, иногда, от нечего делать, принимая ухаживания более-менее приятных мужских особей нашего круга. А «наш круг», надо сказать, довольно гадок. Высший свет, сливки общества, олигарх на олигархе, как ни двусмысленно это звучит. И жены олигархов, дети олигархов… бр-р-р.
Вообще-то, слово «олигарх» тут подходит плохо. Скорее, это каста нуворишей — тех, кто сумел выловить жирную рыбку в мутной водице, что-то вовремя украсть, ухватить и преумножить. И спустя несколько лет уже считался в определенном кругу избранным, чуть ли не аристократом крови. Размышляя об этом, я понимала, что по-настоящему достойные люди такими вещами не занимались. Поэтому обогащались те, кто не брезговал никакими средствами. И, соответственно, гнильцой в этом кругу все равно попахивало, как ни старались заглушить её изысканными парфюмами. Не может ею не пахнуть там, где человека ценят исключительно по толщине кошелька.
Относительно собственного отца я тоже иллюзий не питала. Жесткий и властный человек, умевший делать деньги, не любящий рассуждать о моральной стороне своих и чужих поступков. Я любила его, вопреки всему, что о нем знала. Но я — дочь, его дочь. Одно время, в юности, мне хотелось порвать с семьей, уехать куда-нибудь в глушь и попробовать проверить, чего я стою на самом деле — без денег отца, без созданных им для меня тепличных условий. Не смогла. Или не слишком хотела? Скорее, второе. Мне всегда было легче плыть по течению и размышлять, чем действовать.
И потом — никаких особых талантов и способностей у меня не было, а без них дергаться смысла не имело. Со своим филологическим образованием я могла стать, в лучшем случае, преподавателем, жить на грошовую зарплату и чувствовать себя неудачницей. Оправдания сомнительные, понимаю. Но на открытый протест я так и не пошла. Да и кто бы его понял? Уж точно не отец.
Так что мои бунтарские и романтические метания остались при мне, а для остальных я оставалась папиной дочкой, не слишком удачной его копией, наследницей и прочая, и прочая.
Возможно, поэтому я и влюбилась в Кирилла, нищего бастарда, как его прозвала Люка Тицына, не к ночи эта ехидна будет помянута. Хотя я была уверена, что влюбилась просто потому, что влюбилась. По уши.
