Щегол Саба. Кольцевание птиц
Зима в этом году выдалась морозная. Может быть, солнце сильно занято
– например, читает газету и пьёт репейный чай с семенами – и поэтому никак
не может посветить своими лучиками? Так делает папа щегленка Сабы, когда не
может с ним поиграть. А ещё грустнее Сабе оттого, что папа и мама целыми
днями ищут семена сосны и ели, чтобы было чем покормиться.
– Солнышко, солнышко, выходи! – крикнул Саба в надежде, что солнышко от-
ветит. Но солнце как будто специально закрылось в своей комнате и играет на
фортепьяно, изучает новую мелодию. Мама Сабы так делает, закрывается в ком-
нате и разучивает новую мелодию, а потом великолепно её исполняет. «А может,
солнышку грустно, потому что с ним никто не может поиграть?» – подумал ще-
гол Саба.
Он взглянул на висевшие возле окна лыжи. Еще подумал немножко. И решил
завтра на рассвете отправиться на лыжах в гости к солнцу, чтобы сделать солн-
це своим другом и никогда, никогда, ни за какие коврижки, ни при каких условиях не
отпускать своего лучшего друга. Друзей у Сабы не было: как можно найти друзей,
если никуда не ходить?
На рассвете Саба проснулся рано-ранехонько. Надел свою любимую синюю
шапку, которую связала мама, и отправился на лыжах в путь к Великой Ели. Так
все птицы называли самое большое хвойное дерево в лесу. Папа рассказывал, что
можно встать на макушку этой ели и посмотреть, чем занимается солнце в эту
минуту. А ещё можно загадать желание, и оно непременно сбудется. Но только
одно желание, самое заветное. Папа говорил, что, когда он был маленьким, гово-
рил с солнцем и загадал то самое сокровенное желание. Оно сбылось.
На улице стоял сильный мороз, пурга замела все дорожки. Саба с полузакры-
тыми от ветра глазами на ощупь пробирался сквозь сильный ветер. Ветер то
утихал, то вновь резвился с таким задором, словно ему, ветру, поставили «пя-
терку“ в школе. „А может, действительно, ветер выучил стих и рассказал его на
«отлично»?» – задумался на мгновение Саба.
Лыжи скользили быстро и уверенно. По торчащим макушкам елок и деревьев
щегол легко ориентировался в лесу. «Хорошо, что я не полетел, а именно на лыжах
помчался к своему лучшему другу, солнцу!» – подумал Саба.
Потом он с грустью вспомнил о своём дедушке. Дедушка у Сабы был смелым и
отважным. Его знал весь лес. Однажды, в лютую метель, дедушка взлетел ввысь,
вьюга его подхватила и унесла далеко-далеко. Больше дедушку никто не видел.
Перья Сабы промерзли до такой степени, что стали напоминать торчащие
иголки ежа. Щегол всё дальше и дальше отдалялся от дома.
«Наверное, мне сегодня влетит от папы!» – Саба вздрогнул. Ещё никогда ма-
ленький щегол не улетал так далеко от дома.
Чтобы весело было идти на лыжах, Саба стал придумывать стишок:
– Утром Саба потянулся,
Звонкой трелью разминулся…
Как вдруг… кубарем покатился с горы, да так лихо, как будто кто-то под-
ставил подножку. «Честное птичье слово, кто-то подставил подножку. Я бы ни-
когда не упал, как девчонка, меня папа учил быть сильным, ловким и быстрым
птенцом!» – Саба не успел подумать до конца эту мысль, как ещё быстрее пока-
тился, словно шарик, с горы и было уже не до мыслей, возникающих в голове. Саба
постепенно становился снеговиком, превращаясь в большой снежный ком, как вдруг
бааах…! Бух!
Ком разлетелся, и Саба оказался перед монументальной статуей в виде Во-
роны.
«Ох, ну и привидится же такое», – успокаивая себя, подумал Саба. – «Птички
в моей голове что-то разлетались в разные стороны». В глазах двоилось. Щегол не
успел прийти в себя, как ворона вдруг ожила и сказала пронзительным, смеющим-
ся голосом:
– Ну, приветули… мм… Хахатули!
Сабе стало так страшно, что он сжался в твердеющий комок, напоминаю-
щий апельсиновую корку, жалобно съежился, как одуванчик, с которого только что
сдули белый пушистый шарик и остался один голый ствол.
Щегленок так заморгал своими черными глазками, как будто ещё не по-
нял, что произошло. Но внутри себя он уже готовился к действиям, как учила его
мама. Мама говорила: «Если тебя напугает другая птица, нужно представить
или увидеть у этой птицы что-то такое, от чего должно стать смешно». Разгля-
дывая ворону более внимательно, Саба увидел на ее клюве свисающую сосульку. Ему
вдруг захотелось оторвать и лизнуть её. От этого Сабе стало весело, и он громко
засмеялся, да так красиво, что на этот смех слетелось много других птиц.
Конечно, после такого веселья можно и расслабиться. Но теперь вороне уже
было не до веселья. Ворона хотела с глазу на глаз, в одиночестве, поговорить с
этим вкусным пушистым комочком, а может, и съесть его. А тут слетелись – и
снегирек тут как тут, и чиж, и этот дятел, и клёст.
«Ну надо же, все так злобно косятся на меня, как будто я уже съела этого
глупого птаха и вот сижу тут, понимаешь ли, облизываю косточки», – подумала
ворона, да так смачно представила, как она облизывает эти косточки и вкушает
птинчатенку, что у нее потекли слюни. Слюни потекли так обильно, что вскоре
под клювом застыла уже не одна сосулька, а целая гора. А буквально через пару