Неподалёку от очень южного города Шайтанабада в тихом омуте реки Анударья проживала семья шайтанов.
Утром шайтан-папа как обычно облачился в поношенный цветастый халат, сунул ноги в восточные туфли и сел за стол пить кофе по-турецки.
В эту минуту сверху раздался резкий металлический лязг и противный скрежет, от которого у главы семейства нечистых заныли все зубы, вплоть до вставных, и лицо искривилось.
В комнату вбежала шайтан-мама и патетически закричала:
– Опять начинается этот бедлам! Ну, сделай же, наконец, что-нибудь! Ты же мужчина! Иначе я могу сойти с ума, у меня больше нет сил терпеть эти адские муки!
– А что я могу сделать? – виновато развёл мохнатыми руками шайтан-папа и почесал голову между рожками. – Я и просил его, и умолял, но он и слушать не желает. Только твердит тебе одно – отстань, у меня сдельная работа и план. Словом, тут я бессилен.
– Прибегни к магии и колдовским чарам. Помню, в молодости ты был в этом деле мастак. Вон как умело обольстил меня!
– Было такое. А ныне силы не те, да и подзабыл заклинания, ведь практики почти нет, а те, что ещё помню, на него не действуют.
– Тряпка ты! Всё, решено – ухожу к маме! – выкрикнула шайтан-мама и побежала собирать вещи. У ней слова обычно не расходились с делом.
Видя, что родители ссорятся, шайтанёнок-сын заплакал.
Шайтан-папа взъярился не на шутку, затопал копытами и, как был в халате, выбежал из дома. Одним махом всплыл на поверхность реки Анударьи и погрёб к берегу, где ковшом выгребал гравий экскаватор, управляемый машинистом стройуправления «Шарашмонтажстрой» Умедом Азизовым. Гравий требовался на ряд важных местных объектов – чайханы, восточной бани и гостеприимного дома.
Шайтан-папа бросился к нему с диким рыком:
– А ну, прекрати шуметь, замучил всех нас! Ты нам всю жизнь испортил своей шайтан-машиной, дело уже к разводу идёт! Этого я не потерплю!
– Кончай базар-вокзал! – не смутился Умед. – Я же тебе уже всё досконально объяснил: у меня приказ – работать именно здесь. Все претензии адресуй руководству. Понял? Так что кипиш не поднимай.
– До аллаха высоко, до начальства далеко! – бушевал шайтан-папа. – А пока я тебе морду набью! Вылезай, если джигит, драться будем!
– Ах, драться, – произнёс Умед, – что ж, ежели ты этого хочешь… – Он заглушил мотор экскаватора, спустился на берег реки и принял стойку каратэка: – Давай будем драться, раз ничего более умного не придумал. Начинай, папаша!
Шайтан-папа с торчащими дыбом на голове волосами ринулся на противника, свирепо вращая глазами. В далёкой молодости он знал толк в потасовках.
Умед крутнул на месте и резко выбросил вперёд ногу с выкриком:
– И-й-йа-а!..
Удар зубчатой подошвы грубого рабочего ботинка пришёлся в самый лоб шайтан-папы и тот, крутнувшись волчком, отлетел метров на пять в сторону…
Несколько минут неподвижно лежал в глубоком нокауте, потом с усилием приподнялся на локте – в глазах его искрились звездочки, а в ушах гудело, как от шума компрессора.
Кое-как очухавшись, он на подгибающихся ногах спустился в свой омут.
Супруги в доме уже не было – она выполнила свою угрозу и вместе с сынишкой отбыла к своей матери.
Двойная неудача лишила шайтан-папу остатков боевого духа. Он приуныл и лёг на тахту. Весь день маялся от душевной боли, прикладывая примочки на зверски болевшую голову. И всё это время наверху неутомимо работал экскаватор – железный зверь со скрежетом зачерпывал гравий и сгружал в кузова подъезжающих машин. Этот скрежет, шум моторов, визг трущихся металлических тросов и частей наполняли всё пространство омута, создавая невыносимую для слуха какофония, ведь вода проводит звуки гораздо лучше воздуха, в ней они казались даже более громкими, чем были на самом деле.
В шесть часов вечера закончился рабочий день экскаваторщика, и пытка шумом закончилась. Умед вымылся, переоделся и ушёл на тренировку в секцию каратэ.
«Жена права, – размышлял шайтан-папа, – так больше продолжаться не может, необходимо что-то предпринять».
Теперь, в тишине, мысль его работала чётко и ясно. Довольно скоро у него забрезжила блестящая идея, которую он решил завтра же претворить в жизнь…
Утром, когда Умед подъезжал на мотоцикле к своей машине, тут его уже поджидал шайтан-папа, который навесил на своё лицо приятное выражение и первым поздоровался с экскаваторщиком:
– Салам алайкум, сосед!
– Ва-алайкум ас-салам! – ответил Умед, ещё ничего не понимая, а про себя подумал: «Уж не драться ли хочет, мало ему вчерашнего? Рыпнется, покажу минутку каратэ и вырублю на час».
– Многоуважаемый соседушка, – льстиво начал свою речь шайтан-папа, – извините меня, пожалуйста, вчера я малость погорячился. Я был не совсем прав, признаю это. Простите великодушно!
– Ладно уж, чего там, – смутился Умед, тронутый этими словами, – и вы меня простите, если я сделал что-нибудь не так…
– Я не обижаюсь, на вашем месте так поступил бы каждый, – отмахнулся шайтан-папа. – Но и вы должны меня понять: жить в омуте при таком шуме истинная пытка! От меня жена ушла, сына забрала. Некому приготовить пилав-милав, шурпу-мурпу, постирать и погладить халат…
Вспомнив ушедшую супругу, шайтан-папа всхлипнул и шмыгнул носом.
