Он нажал на паузу, отчего немые персонажи на экране стали выглядеть ещё глупее. На мгновение задержал на них взгляд, словно что-то пробудило в нём воспоминания. Не замершие на экране фигурки, а, скорее, два размеренных дня, нарушивших его привычный ритм жизни. Разлитое в воздухе спокойствие, открытое окно, шорох листьев – жёлтых, зелёных, оранжевых – в последний осенний месяц опавших с одинокого дерева, стоящего неподалёку. Долгое время ему чего-то недоставало. Он всегда чувствовал это, но не обращал внимания.
Вскочив на ноги, он бросился к двери, ведущей в подвал, и распахнул её. Закатные лучи едва касались первых ступеней ведущей вниз лестницы, оставляя большую часть спуска во мраке. Освещения нет ни здесь, ни в глубине. На секунду он остановился. Она боялась спускаться по этой шаткой деревянной лестнице без перил, за которые можно было бы ухватиться, с узкими даже для её небольшой ноги ступеньками, уходящими прямо во тьму. Подвал служил мне убежищем, пока она не преодолела свой страх и не освоилась в этом месте так же, как и во всех прочих. Теперь лишь телевизор мой последний оплот. Выждав, пока глаза привыкнут к темноте, он спустился по ступеням. Приблизился к комоду, стоящему в тени, у дальней стены. Наклонился к нижнему ящику и открыл его. Внутри, тускло поблёскивая, лежала большая, тяжёлая на вид металлическая коробка. Он вынул её из ящика и без особого труда поднялся с ней по ступеням.
Бережно положил коробку на диван и опустился рядом. На крышке скопилась пыль. Он протёр её, и крохотные частицы разом взвились вверх, закружившись у его носа в последних лучах холодного осеннего вечера. Он сделал глубокий вдох, пытаясь втянуть их все, но несколько пылинок продолжили кружиться в воздухе. К центру крышки был аккуратно прикреплён сувенир. Настоящее перо золотого орла, потерянное хищной птицей в неистовой погоне за горным козлом. Он видел эту сцену. Видел, как острые когти впились в плоть, не оставляя жертве ни малейшей надежды на спасение. Он отыскал это перо и сохранил, сочтя его знаком древних богов. Повернув цифры на замке до нужной комбинации, он поднял скобу, вынул замок, убрал задвижку и открыл крышку.
Вот она, его сокровищница: дамасская сталь в обрамлении золота, серебра, слоновой кости и дерева, стальные и титановые лезвия с рукоятями из берёзы и ясеня. Десятки разнообразных ножей и кинжалов, каждому – своё применение. Он положил коробку на колени и стал перебирать оружие, с восторгом воскрешая в памяти связанные с каждым из них события и раскладывая коллекцию на диване по обе стороны от себя. Затем поставил пустую коробку у ног, ощутив прилив радости при виде своих верных молчаливых друзей. Даже глупые персонажи телешоу вновь показались ему забавными. И всё же пыльные воспоминания не смогли заполнить пустоту в его душе. Даже дорогим гостям не удалось надолго развеселить его.
Он вернулся к стоящему в подвале комоду, задвинул нижний ящик, распластался на полу и, просунув руку в щель под комодом, стал обшаривать пыльное пространство под ним. Полностью вытянув руку вперёд, он попытался нащупать заветный предмет. Его пальцы блуждали, пока не почувствовали знакомую шероховатую и твёрдую поверхность. Он вытащил руку, крепко сжимая свою находку. Уселся на пол, вытянув ноги и устремив взгляд на свёрток у себя на коленях. Кусок старой мешковины грубой прошивки с красновато-коричневыми пятнами, из которого торчала деревянная ручка. Улыбнувшись, он поднялся на ноги, отнёс свёрток наверх, положил его на диван, убрал ножи обратно в коробку, открыл свёрток.
Нож из Кентукки с рукоятью из священного дерева и остро заточенным лезвием, шероховатым от количества вспоротых им внутренностей; на лезвии – следы крови вперемешку с ржавчиной. Взяв тряпку, он попытался отчистить клинок, насколько это было возможно. Затем поднял нож, любуясь тем, как солнце последними предзакатными лучами озарило его отполированные грани. Он положил нож на диван рядом с собой, выключил телевизор, откинулся назад, положив голову на спинку дивана. Уставился в потолок, позволив лёгкому дуновению – блаженный дар старого дерева снаружи – проникнуть под рубашку. Что-то ещё было за открытым окном. Осенний ветер, подув от старинного кладбища, закружился в ветвях деревьев. Пожухлые листья затрепетали, произнося заклинание жизни во имя старого воина из Кентукки.
«Давненько не виделись, Джонни».
«Я уже и забыл своё настоящее имя. Здравствуй, Шауни, старый мой друг, мой добрый боевой клинок», – ответил Дэнни.
«Сколько времени прошло, а, Джонни?»
«Да, Шауни, немало».
«Что случилось? Я уж решил, что ты позабыл меня, Джонни».
«Не знаю».
«Нам было хорошо вместе, ведь так, Джонни?»
«Да, Шауни, это правда».
«Казалось, ещё вчера мы с тобой впервые встретились в том старом лесу в Кентукки, в закрытой зоне, где сотни лет не было ни одного туриста».
«Да, Шауни, я помню».
«Старый сассафрас, склонившийся не от ветра, но под тяжестью веков».
«Да, Шауни, я помню».
«Я пребывал в уединении сотни лет».
