Чикаго – ад, и в аду сегодня дьявольски холодно.
Бонер снимает колпачок с серебристого жирного маркера. ОТРЯД СМЕРТЬ ПАНКАМ БОНЕР А#1 – выводит он на окне электрички, перекрывая другие надписи.
Бездомная, лишь отдаленно напоминающая женщину, в ужасе смотрит на него из дальнего конца вагона. Глаза похожи на черные влажные зерна, тело – моток из шарфов и дырявого тряпья, найденного на помойке. Она впопыхах собирает свои пакеты и шуршит в направлении двери, пока пишущий на окнах парень не заметил ее и не сделал что-нибудь. Ей с трудом удается повернуть ручку двери между вагонами, при этом удерживая мусорные пожитки: в электричках ничего не работает, как надо.
Бонер делает замысловатую подпись. Его отличительный знак. Новые вагоны отделаны антивандальным японским алюминием. С его поверхности без проблем смываются чернила, краска, да почти всё. Перехитрить прогресс – это всегда весело.
Он уже выкинул из головы бомжиху. Она не представляет ни материального, ни спортивного интереса.
Как алкаш, валяющийся в своей блевотине. Ни барахла, ни бабла. Бонер чувствует запах соляной кислоты и переваренной зеленой фасоли. Рвота смешивается с черной слякотью, размазанной по полу вагона. Довольно сложно не поскользнуться.
Никто не ездит на поздних электричках, если можно этого избежать.
Вагон за вагоном поезд поворачивает на перекрестке, отряхивая с себя хлопья снега. Бонеру кажется, что он слышит, как щелкает электричество. Флуоресцентные лампы позволяют ему привести себя в порядок. Он всматривается в собственное отражение сквозь «пшелнах», кодовые названия банд и паутины трещин на поверхности окна. Снимает темные очки и надувает пузырь из жвачки.
Изможденный, тощий, с огромными аквамариновыми глазами с красной окантовкой – особенность, которая всегда поражает окружающих, привыкших к тому, что у ниггеров темные глаза. На голове – короткий ежик неопределенного цвета. Сквозь него на затылке проглядывают два параллельных шрама в форме полумесяца – сувениры на память о пережитом детстве. Тонкие запястья, длинные пальцы, короткие ногти. Только на мизинцах длинные, закругленные на концах. Кадык размером с шарик для гольфа. Несмотря на слои одежды, видно, что он долговяз, а его длинные усы говорят о том, что он еще не очень старый. Между передних зубов – три небольших отверстия. Улыбка Бонера – неприятное зрелище. Но он редко улыбается в поисках добычи.
Губу, разбитую в драке, пощипывает. Он не может ухмыляться, поэтому сохраняет нейтральное и застывшее выражение на лице. И горе тому, кто не заметит, зол он или взбешен. Сегодня на нем солдатские ботинки с красными шнурками и жилет Levi’s поверх байкерской куртки с треугольником из зеленой кожи на спине. Заклепки и цепи удерживают конструкцию. Он позвякивает при ходьбе, как оцелот с колокольчиком. Держись подальше – или будет больно. На фабричной джинсе написан загадочный девиз: КИСКА-УБИЙЦА D.R.I ГРОЗА ОБДОЛБЫШЕЙ. Никто не приближается, чтобы его прочесть.
Репутация Бонера хуже плохой.
Он ухмыляется своему отражению и сразу морщится от боли. Алая капля выступает из бордового струпа на нижней губе. На руках – перчатки без пальцев, так что он трогает ее голой кожей, щурясь, словно пытаясь разглядеть кровь. Затем проводит кончиком пальца по языку.
Мир вокруг состоит из черных царапин рельсов; темной снежной жижи, воняющей жжеными покрышками; ветра, воющего с озера Мичиган и снижающего температуру до минус двадцати или ниже; ярких вспышек третьего рельса в ночи и алкаша в отключке, лежащего в трясине своей блевоты. По мнению Бонера, Чикаго – классное место.
Он достает трубку для курения гашиша и зажигает комочек в медной емкости. Делает полный вдох и наполняет легкие густым дымом. Глаза пощипывает, по мозгу разливается чувство облегчения.
Курибельные, ширябельные, вдыхабельные – Бонер настоящий знаток благодаря участию в торговле. Он продает лучшее, только лучшее и всегда лучшее, потому что у него есть связи, репутация и скрытность. Тебе хреново? Если не знаешь Бонера, ты ни черта не знаешь. Он улыбается при этой мысли, на сей раз осторожнее. Губа не закровоточила. А холод помогает притупить боль.
Электричка громыхает мимо обледенелой таблички с названием района. От нее отражается свет. Только местные знают, что на ней написано ОКВУД и количество жителей, устаревшее на десять лет. Бонеру известно об Оквуде лишь то, что в этом зеленом пригороде живут трудоголики, которые тянут лямку с девяти до пяти в небоскребах, торчащих в центре города. Здесь старые дома. Многие построены Фрэнком Ллойдом Райтом [1]. Бульвары и милые названия, дарующие чувство стабильности на рубеже веков. Слишком много церквей и слишком мало баров. Вообще-то, в Оквуде действует сухой закон. Это значит, что в местных магазинах не купить ничего, крепче пива. Бонеру кажется, что полки с напитками в холодильнике супермаркета напоминают смешного калеку. На карте Оквуд выглядит как мертвый прямоугольник, заполненный дорого́й недвижимостью и очерченный барами, алкогольными магазинами, ночными клубами. Его границей в буквальном смысле является разделительная полоса опоясывающих улиц. Право пить начинается и заканчивается на двойной желтой линии. Бонера это очень смешит. Как и всех местных владельцев магазинов с лицензией на продажу спиртного.
